Интересный факт о стихотворении М.Цветаевой «Мне нравится, что вы больны не мной»,написанном 3 мая 1915г.
Оказывактся стихотворение это,ставшее известным благодаря фильму "Ирония судьбы " Цветаева посвятила Маврикию Александровичу Минцу, мужу своей сестры Анастасии.

Об истории этого прекрасного стихотворения Инне Галант рассказала Анастасия Цветаева, сестра Марины.(Инна Галант - всю жизнь была увлечена театром, книгами, высокой поэзией. Её можно назвать не только пушкиноведом, но и ведом ещё очень многих известных поэтов)

Вот выдержка из заметки "Мне нравится...маленький рыжий еврей "
Инны Галант к 110- летию со дня рождения А. И. Цветаевой.

26 сентября 1980 г, будучи в Москве, я с большим букетом пришла в дом к Анастасии Ивановне Цветаевой. Она удивилась: «А зачем цветы?»
-Как же, ведь сегодня день рождения Марины!
-26 сентября - это по старому стилю, а по-новому – 9 октября.
Это была моя вторая встреча с Анастасией Ивановной. Впервые я пришла в ее дом в 1978 г, когда она жила по ул. Горького в Москве, в коммунальной квартире, в 10-ти метровой комнатке, пространство которой занимал концертный рояль.
В память о той встрече осталось ее дарственная надпись на школьной тетрадочке, в которую были выписаны стихи Марины, ибо купить сборник ее стихов было невозможно.
Через 2 года, оказавшись в Москве, я опять решила навестить Анастасию Ивановну. Но по старому адресу ее не оказалось. Анастасия Ивановна переехала в 1- комнатную квартиру, недалеко от Садового кольца. На стенах висят фотографии, которые я с благоговением рассматривала, и тот же концертный рояль...
-Анастасия Ивановна, а есть на фотографии Минц Маврикий Александрович, которому Марина посвятила стихотворение «Мне нравится, что вы больны не мной»?
-Конечно есть. Это же мой муж. Видите на фотографии – маленький рыжий еврей, Маврикий Александрович.

На снимке(г.Александров 1915г.) - Марина с Алей, я с Андреем и за нами – Сергей Эфрон и Маврикий, ему и посвятила Марина стихотворение. Вы знаете его наизусть? Прочтите.

«Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной – и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами,
Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не Вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью- всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуя!
Спасибо Вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня – не зная сами! –
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у нас над головами,-
За то, что вы больны – увы! – не мной,
За то, что я больна – увы! – не вами.»

Мое чтение не понравилось Анастасие Ивановне. Я не понимала смысла этого стихотворения и это чувствовалось при чтении.

- Многие не понимают этого стихотворения, ищут подтекст, второй смысл. А никакого второго смысла нет. Мне было 20 лет, я рассталась со своим первым мужем. На моих руках – 2-х летний сын Андрюша. Когда Маврикий Александрович впервые переступил порог моего дома (выполнял просьбу друга), мы проговорили целый день. Он был поражен, что я уже автор романа «Королевские размышления» и пишу второй роман. Я свободно владела иностранными языками, живопись, музыка – все, что мы с Мариной унаследовали от матери. Маврикий Александрович сделал мне предложение. Я стала его женой.
Но когда Маврикий Александрович познакомился с Мариной – он ахнул! Марине 22 года, и она уже автор двух поэтических сборников, у нее прекрасный муж и 2-х летняя дочь. Марина в те счастливые годы была хороша собой, белоснежная кожа с легким румянцем, красивые вьющиеся волосы. Маврикий Александрович любовался Мариной, она это чувствовала и ... краснела. Марина была благодарна Маврикию Александровичу, что я не одинока, что меня любят... Вот об этом стихотворение. Марине «нравилось» и никакого второго смысла в нем нет.
Оказывается, «другой», которую спокойно обнимал Маврикий, была ее сестра Асенька, с которой Марина не разлучалась все детство, юность.

Но смысла стихотворения не понимала не только я. Не понимал его и композитор М. Таривердиев, который написал музыку на это стихотворение и оно стало популярным после выхода фильма Э. Рязанова «Ирония судьбы или с легким паром». Героиня фильма исполнила романс ... голосом Аллы Пугачевой. В книге М. Таривердиева «Я просто живу» ( в серии 20 й век) я прочла о том, как он объяснял Алле Пугачевой как надо петь и понимать М. Цветаеву: «... Алла, тебе же не нравится, что вы больны не мной, у Цветаевой именно этот смысл. А ты сейчас поешь, что тебе нравится. Она – то хочет, чтобы были больны ею, а говорит другое – и возникает глубина». Нет, Марине нравилось, что любят ее сестру, Асеньку...
Маврикий Александрович оказался таким родным, заботливым, надежным. Когда родился сын Алеша, в г. Александрове, где жили Анастасия Ивановна с детьми, с Маврикием, в доме случился пожар. И Маврикий первого вынес Андрея, а только потом Алешеньку, которому было всего 11 месяцев.
Анастасия Ивановна с двумя малышами уехала в Феодосию, Маврикий Александрович – в Москву. И вдруг телеграмма от Марины: у Маврикия гнойный аппендицит. Анастасия Ивановна, оставив детей, выехала в Москву, но опоздала. Маврикия похоронили, он умер по вине врачей. Ему был 31 год.
Когда все это мне рассказывала Анастасия Ивановна, ей исполнилось 86 лет. И она назвала мне дату смерти Маврикия Александровича Минца (24 мая 1917) и фамилии хирургов, которые отказались сделать операцию: Руднев и Спижарный. Я была поражена ее памяти и записала обе фамилии, надеясь, что я об этом расскажу.
Вернувшись в Феодосию, Анастасия Ивановна застала детей больными. Алешенька скончался, Андрюша выжил..."

Отредактировано Людмила (12-01-2012 16:50:29)

Людмила,  я попробовала прочитать это стихотворение под этим углом зрения - мне понравилось.  Но про "подтекст", согласна, все же очень сильно и прямо говорит вот это:

За то, что Вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не Вами.

Рада,что заинтересовала...

Lucia
мне ближе (легко и с восторгом воспринимается)  В.Серов-реалист,
нежели В.Серов-модернист (похищение Европы, Ида Рубинштейн)...причина видно в  том,что  до восприятия модерна я не доросла
Хотя,конечно ,если рассматривать пофрагментно  портрет Иды Рубинштейн...
какой взгляд, какой поворот головы...это что-то...

ИДА РУБИНШТЕЙН

Если интересно, здесь Кликай  об Иде Рубинштейн( ярчайшем представителе СВ)  и  об истории создания  Серовым её портрета.

Леон Бакст. Костюм для Иды Рубинштейн в роли Елены Спартанской, 1912

Отредактировано Людмила (19-01-2012 14:06:12)

Люся, спасибо.
Я уже несколько раз порывалась поблагодарить тебя за эту тему и за рассказы в ней, и за стихи, да как-то рука не поднималась нарушить серебристую атмосферу это темы ... этого века.
Знай просто, что у тебя здесь есть одна читательница, что тихонечко сидит в тёмном уголке.  Ну так мне видится ... 

Люся!
Кто бы сомневался! Китай-то ведь совсем рядом, как выйдешь из офиса ОЛМА-Пресс, так сразу наискосок. А Тверь с двумя полигафкомбинатами - за тридевять земель, в тридесятом царстве за горами, за долами, за широкими морями. Там пускай печатают листовки к выборам, а книги мы китайцам отдадим, они же русский лучше знают.

.... тихий восторг!... Спасибо, Люся!

Мне кажется биографии почти всех представителей СВ  очень интересны и насыщены порой такими неправдоподобными событиями....

Сергей Юрьевич Судейкин – один из тех художников начала 19 века , названного еще и Серебряным веком, который положил начало новой эстетики. Здесь его биографияСсылкаи его картиныСсылка

С.Судейкин. Маскарад. 1911. Аукцион «Сотбис», 1999

Как ни странно, о нем, довольно хорошо известном в 10—20 годы в литературной и художественной среде, нет монографий, исследований да и статей крайне мало. Возможно, потому, что «один из тех», поскольку расцвет талантов в то время был небывалый. И был Головин, и Сорин , и Сомов, и Сапунов…

Куда больше можно прочесть о его музах. Женщин в его жизни было предостаточно, но лишь две из них могут претендовать на это звание –
Муза первая - Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина, вторая – Вера Судейкина. Вера Судейкина оставила после себя дневник, который был издан в России в 2006 году и Альбом с зарисовками, стихами самых разных художников и поэтов, вхожими в их дом, дом Судейкиных, и собственными заметками по какому-либо поводу.
Мемуары эти представляют огромный интерес и потому, что из них можно узнать как бы изнутри , из первых уст 1)о самом Сергее Судейкине (чаще именно в мелочах, частностях, деталях лучше распознать человеческую суть); 2) заглянуть в святая святых- личные, сокровенные, интимные отношения; 3)увидеть сонм блистательных людей того времени: художников и поэтов ее глазами и, наконец, 4) составить представление в целом об этой эпохе, которую одни определяли как декаданс, модерн, авангард, а другие - как эпоху « подготовки и осуществления самого грандиозного в истории человечества революционного перелома, когда в России рухнул старый мир…» (Вл.Орлов –советский литературовед).
Об Ольге А. Глебовой-Судейкиной очень много статей с диаметрально противоположными мнениями и даже книга Элиан Мок-Бикер
« Коломбина десятых годов».
Кто же они – эти дамы, ставшие Музами Сергея Судейкина , оставившие след в его судьбе и творчестве и в какой-то степени явившиеся символами этой эпохи?

Ольга Афанасьева Глебова – Судейкина

Она же – Коломбина десятых годов
Она же - La Dame aux oiseaux

Она же – героиня «Поэмы без героя» А.Ахматовой
В ней было что-то детское, особенно в глазах и в безмятежном золоте волос, и эта детскость в сочетании со знойной женственностью форм и чувственностью рта разила наповал мужчин и женщин. Набоков еще не написал и даже не задумал в то время свою «Лолиту», однако словами «вечная нимфетка» вполне можно было бы назвать актрису и художницу Ольгу Судейкину, в девичестве Глебову, которая сводила с ума литературно-художественный Петербург начала ХХ века так, как его, быть может, с ума еще никто не сводил и больше уже не сведет.
И, кажется, у всех, кто знал Ольгу, первое желание было – раздеть ее, второе – целовать, а третье – благоговеть перед ее красотой. Действительно, у всех – как у мужчин, так и, заметим себе, у женщин. У той же Анны Ахматовой:

Как копытца, топочут сапожки,
Как бубенчик, звенят сережки,
В бледных локонах злые рожки,
Окаянной пляской пьяна,—
Словно с вазы чернофигурной,
Прибежала к волне лазурной
Так парадно обнажена.

Ссылка  здесь Ольга Глебова-Судейкина и русские поэты

Между тем в детстве и ранней юности «парадного» в Ольге было мало, она была грустной и угрюмой девочкой. То ли память о брате-моряке, утонувшем во время учебного плавания, угнетала, то ли необходимость искать отца-выпивоху по кабакам, что было ее постоянной обязанностью в детстве… Она спасалась игрой в куклы – но не в пошлые «дочки-матери», в какие играют, «набивая руку», все нормальные девочки, а в куклы особенные, с которыми она разыгрывала целые театральные представления, выступая там с ними на равных, воображая себя – куклой, а их – существами реальными. Именно эта путаница мира реального и вымышленного, страстей кукольных и человеческих определит на всю жизнь и особенности ее нрава, и характер, и творчество, и любови , и саму судьбу.
Весной 1905 года ученица Глебова получила диплом Императорского театрального училища и была немедленно приглашена в Александринский драматический театр. Однако играть Аню в «Вишневом саде» было ей скучно, ведь жизнь в пьесах Чехова ничем не отличалась от жизни реальной, и Ольга никак не могла взять в толк, зачем надо томиться на сцене той же скукой и обыденностью, которой ты и так томишься в жизни.
Между прочим, не в том ли и суть символизма, декаданса – в отречении от унылости бытия?
Ольга была самым типичным явлением своего времени, воплощением его нервной красоты и надлома форм и содержания, последней, угасающей вспышкой чувственности. Была рождена для любования и поклонения, а кончила свой век в нищете эмиграции, и единственной пищей, которую она тогда хлебала вдоволь, была эта самая не-вы-но-си-мая скука бытия.
Но до этого есть еще время порадоваться жизни и пострадать от нее.
Бросив ортодоксальную Александринку, Ольга добилась ангажемента в Драматическом театре у Комиссаржевской.
Самая большая, пожалуй, удача - участие в премьере пьесы Метерлинка "Сестра Беатрис" вместе с самой Комиссаржевской.

В "Сестре Беатрисе" с Коммисаржевской

Этот спектакль оформлял входивший тогда в моду художник Сергей Судейкин. Максимилиан Волошин в 1906 году так писал о декорациях художника Судейкина к спектаклю «Сестра Беатриса» в постановке Мейерхольда: «Я действительно в первый раз за много лет видел в театре настоящий сон. И мне все понравилось в этом сне: и эта готическая стена, в которой зеленоватый и лиловый камень смешан с серыми тонами гобеленов и которая чуть-чуть поблескивает бледным серебром и старым золотом».

Служанка Берта в "Гедде Габлер" Ибсена, одна из монахинь в "Сестре Беатрисе" Метерлинка, постановке, в которой впервые встретились имена "Глебова" и "Судейкин". Их увлекает новый театр, уводящий за пределы натурализма и быта, открывающий простор фантазии и игре, тому, что должно преобразить самую жизнь.
Даже на фоне Мейерхольда Сергей Судейкин выделялся своей изысканностью. Он немножко чайльдгарольдил и очень сильно
печоринствовал, выставляя напоказ опять же жутко модные тогда цинизм и эпатажность. При этом он был обаятелен и безусловно талантлив.
Судейкин автопортрет

Обожавший Ольгу Федор Сологуб пытался отвратить красавицу от «изменника и злодея» (предостережение было облечено в стихотворную форму):

Под луною по ночам
Не внимай его речам
И не верь его очам,
Не давай лобзаньям шейки, —
Он изменник, он злодей,
Хоть зовется он Сергей
Юрьевич Судейкин.

Да только все было попусту.

Надо сказать, что Сологуб Ольгу и в самом деле обожал. Перед красотой женского тела он был бессилен – не потому, что она вызывала у него сугубо вожделение, нет – эстетическое наслаждение было чуть ли не сильнее желания. Он восхищался танцами Айседоры Дункан и уверял, что танцевать следует только обнаженной. Он написал пьесу «Ночные пляски» и отдал ее поставить Всеволоду Мейерхольду. И убедил Ольгу принять в ней участие – она ведь божественно, просто божественно танцевала. И как-то раз даже выступила с самим Нижинским!
– Не будьте буржуазкой, – уговаривал Соллогуб других актрис – уговаривал своим тяжелым голосом, лишенным всяческой интонации, напоминающим глухую, непроглядную ночь, – вам, как и всякой молодой женщине, хочется быть голой. Не отрицайте. Хочется плясать босой – не лицемерьте. Берите пример с Олечки. Она – вакханка. Она пляшет босая. И это прекрасно!
Сологуб ни за что не хотел отдавать вакханку Судейкину. Но что он мог поделать?
Сергей был несусветен, невыносим и в то же время изыканно-гармоничен, как и его яркие, вызывающие полотна. А уж рисовальщик он был божественный, правда, склонный к циническому высмеиванию натуры. Только Ольгу Судейкин рисовал без карикатурных искажений, заставляя своевольный свой карандаш смиряться перед силой любви к ней.

Примечателен портрет Ольги Глебовой, написанный Судейкиным. В нем он изменил своей излюбленной иронической манере. Лицо ее сосредоточено и спокойно, взгляд долгий - или, как выразился Достоевский, "длинный", задумчив и несколько отрешен. Чеканный разлет бровей. Напряженная жилка на шее. Темные волосы. Бант. Все изысканно, хрупко и чуточку тревожно.

С.Судейкин. Портрет О. Судейкиной-Глебовой. 1910 г

Ей-богу, смиряться было перед чем, и было что любить. Конечно, сравнение изящных красавиц со статуэтками саксонского фарфора – изрядная банальность, но куда денешься от того, что именно банальность как нельзя лучше соответствует действительности? Ольга обладала хрупкой, изящной красотой, которая не вянет с годами, а словно бы становится все более законченной. И при этом она вовсе не была тощая, формами обладала пленительными. Волосы – словно у красавиц из французских сказок, глаза – переменчивые, волнующие, напоминающие опалы. В них наряду с основным цветом белого вина, пробегают холодные волшебно-пепельные оттенки. Только Перроно, Ватто или Ренуар могли бы написать эти волосы!

Какая прелесть Ольга Афанасьевна!
Припомнив повести Тургенева,
Мы скажем, что душа у Оли - Асина,
Тиха, улыбчива, сиренева.

Ну, тут непременно следует добавить про жемчужные зубки и уста, как будто розы… Все это было, было… было, как надо! Потрясающее сочетание одухотворенности и чувственности – вот что отличало ее от других, а вовсе не только сказочная красота. Одухотворенность и чувственность… В конце 1906 года Сергею Судейкину нужно было ехать в Москву. Ольга пошла проводить его на вокзал, поднялась в вагон и... уехала с ним, позабыв или постаравшись забыть, что в этот самый вечер она должна была, переодевшись мальчиком, играть пажа и третьем действии "Вечной сказки" Пшибышевского. Когда беглянка возвратилась через два дня, Вера Комиссаржевская отказалась принять извинения и уволила ее из труппы.
Некоторое время спустя, в начале 1907 года, Ольга Глебова стала женой Сергея Судейкина. Венчание состоялось в Петербурге, в церкви Вознесения. Одним из свидетелей был художник Николай Миллиоти.

Попав в круг его художественных исканий,она становится пленницей; у нее как будто "нет уже (...) собственной воли, но лишь одна все поглощающая воля того, кто ею владеет" (А. Мгебров). Могучий творческий импульс, принятый от Судейкина, способствовал самоосуществлению. Роль "Путаницы" из пьесы Ю. Беляева, сыгранная в 1910 году в суворинском театре, снимает возможный внутренний конфликт: в костюме этой героини, "души, старинного водевиля", ее написал Судейкин и запечатлела Ахматова:

Ольга Глебова-Судейкина в роли Путаницы. Работа Судейкина

Композиция построена на сочетании откровенной театральной «мишурности» окутывающего фигуру плаща, отороченного горностаем, и нежной женственности лица, его внутренней одухотворенности. Это одновременно изображение и театрального персонажа, и реального человека. Именно в костюме Путаницы Глебову-Судейкину запечатлевает во второй главе «Поэмы без героя» А.А.Ахматова:
«Метель. Новогодняя полночь. Путаница оживает, сходит с портрета, и ей чудится голос, который читает:

Распахнулась атласная шубка!
Не сердись на меня, голубка,
Что коснусь я этого кубка:
Не тебя, а себя казню.
Все равно подходит расплата –
Видишь, там, за вьюгой крупчатой
Мейерхольдовы арапчата
Затевают опять возню»

Ахматова и Глебова-Судейкина были близкими подругами

к образу актрисы Ахматова не раз обращается в поэме:

«Ты в Россию пришла ниоткуда,
О мое белокурое чудо,
Коломбина десятых годов!
Что глядишь ты так смутно и зорко,
Петербургская кукла, актерка,
Ты – один из моих двойников»

С.Судейкин пишет картину Коломбина
Ахматова поясняла, что это вовсе не портрет Судейкиной, «это скорее портрет эпохи – это десятые годы, петербургские и артистические, а так как О.А. [Ольга Афанасьевна] была до конца женщиной своего времени, то, вероятно, что она всего ближе к Коломбине. Говоря языком поэмы, это тень, получившая отдельное бытие...

С.Судейкин.  Ольга Глебова-Судейкина в роли Псиши

В течение многих месяцев Сергей и Ольга Судейкина были неразлучны, их соединяет сильная взаимная страсть: "Мне казалось, что я могла бы десять лет кряду просидеть в одном кресле с Сергеем", - признавалась Ольга своей подруге. По выражению Анны Ахматовой. Ольга была для мужа "предметом культа", он обожал ее исступленно, боготворил ее, хотел сделать из Ольги настоящее "произведение искусства".

С.Судейкин. Обнаженная ( О.Глебова-Судейкина)

С.Судейкин. Русская Венера. 1907г

И здесь в образе русской Венеры - тоже О. Глебова-Судейкина
Часто Сергей видел в ней уже не живую женщину, но свою мечту или материал, в котором могли воплощаться его сценические фантазии. Ничто не могло сдержать его воображения в умении одевать - и обнажать - Ольгу: сегодня он укутывал ее пышными тканями нежных или ярких цветов, а назавтра почти совершенно оголял ее "фарфоровые плечи", и "Дианы грудь", как писал А. Лурье в своих воспоминаниях о ней. Ольга с особым изяществом носила эти воздушные туалеты, созданные мужем, - слегка экстравагантные и театральные, иногда в стиле 1830-х годов.

Сергей играл с ней так же, как Олечка-девочка играла своими куколками: даже одевал ее в какие-то невероятные одеяния. Сергей придумал ей манто из светло-голубого лебяжьего пуха, в котором она была похожа на фею снежинок. А как-то раз она пришла в кабаре «Бродячая собака» в платье бело-розового тюля, украшенном бабочками и расшитом жемчугом. Кстати, экстравагантные модели Сергея не остались не замеченными русскими модными домами, Ольга позировала в них для открыток, потом ее нанимали появляться на светских гуляниях и на богемных сборищах в новых моделях одежды – то есть она была одной из первых русских манекенщиц.

  О.Глебова-Судейкина - модель

Образ, возникающий из воспоминаний современников, - пленительный, если не сказать - волшебный: кукольная фея Петербурга, цейлонская бабочка в плеске ярких шелков, Коломбина, Психея... Изящество, природная грация, восторженность, яркая одаренность, ей присущие, проявлялись разнообразно. Она была человеком, созданным искусством модерна во всем его блеске и беззаконии. Художественные фантазии Сергея Юрьевича Судейкина обретали в ней плоть и кровь, поражая многоликостью: монахиня и сатиресса, Богородица и кукла-марионетка, одалиска и простодушная деревенская девушка. Но сквозь все одежды просвечивал один облик — облик Олечки (как все ее звали) Глебовой-Судейкиной. С детской припухлостью рта, с обрамленным белокурыми локонами тонким лицом, чуть смятым хронической бессонницей, она сама была театральным персонажем на подмостках эпохи, насквозь пропитанной театральностью.
Ее облик, так счастливо совпавший с женским идеалом, признанным в богемной среде, был доведен до эстетической законченности рукой художника Сергея Судейкина, чьей женой, музой и живой моделью она была...Была…
Да, профессией жены Сергея Ольга могла бы заниматься бесконечно долго. Но увы… она получила отставку! Мрачный, ухающий, как филин, Сологуб (именно его, кстати, изобразил в виде доктора-филина Алексей Толстой в «Приключениях Буратино») оказался прав насчет «изменщика и злодея».
Но только вот какой вышел казус, какая закавыка: не соперница-разлучница погубила счастье Ольги – его погубил… соперник-разлучник. У Сергея был близкий друг по имени Михаил Кузмин. Знаменитый поэт, утонченное, изысканное существо, красавец совершенно в декадентском стиле – лишенный примет мужественности, изломанный Пьеро, томное нечто… Талант его был сверкающий и несравненный, нездешний, нерусский.
   М.Кузьмин портрет К.Сомова 1909

В один прекрасный день Ольга наткнулась на дневник Кузмина. Отчего-то в начале века все, как нанятые, вели дневники и раскидывали их где ни попадя, так что на них натыкались объятые иллюзиями мужья или жены подруг или друзей. И читали все, что объектам их иллюзий взбредало в голову написать, и со звоном роняли на пол розовые очки, и те разбивались на мелкие осколки.
Розовые очки Ольги разбились, как это ни парадоксально звучит, на голубые осколки, потому что именно такова была суть дружбы ее мужа и Михаила Кузмина. Теперь ей стала ясна причина охлаждения Сергея!
Она устроила сцену, требуя, чтобы Михаил больше не ступал на их порог. Сергей пытался обратить все в шутку, однако Ольга была на грани истерики, и над ней сжалился не муж – над ней сжалился любовник мужа. Михаил ушел, внешние приличия супружеских отношений были, казалось, восстановлены, однако Сергей не простил Ольгу. Теперь он скрывал от нее свои измены, спасибо, хоть не якшался больше с существами мужеского пола, предпочитая (во всяком случае – явно) женщин. И с Ольгой он совершенно не считался. Как-то раз привел в дом очередную любовницу и с вызовом заявил, что она пока останется у них, потому что муж обещал ее убить. (Добавим в скобках: даму эту звали Вера Артуровна Шиллинг).
Ольга даже подружилась с Верой, и в петербургских салонах немало веселились, когда вдруг являлось это трио: Сергей Судейкин и две обворожительные женщины, «Оленька и Веронька», как их называли, – бывшая жена и тогдашняя любовница. Такие отношения продолжались до 1915 года.
На знаменитой картине С.Судейкина  1915 года "Артистическое кафе" они запечартистлены обе.

Вера Шиллинг( в будущем Стравинская) на переднем плане, обнаженная, смотрит в зеркало.
Ольга Глебова Судейкина в центре. На ее плечо опирается доктор Дапертутто (Мейерхольд).

Деталь.На переднем плане М.Кузьмин; рядом с ним предположительно В.Кузьмин в маске Пьеро.

Со временем наладились отношения и с Михаилом Кузминым: страшная кровавая рана, их разделившая, исчезла бесследно.
И стихи Кузмина, посвященные Ольге, полны все тем же восхищением перед безусловностью ее красоты и обаяния:

Пускай нас связывал издавна
Печальный и веселый рок,
Но для меня цветете равно
Вы каждый час и каждый срок.
Люблю былое безрассудство
И алых розанов убор,
Влюбленность милую в искусство
И комедийный нежный вздор.
На сельском лежа на диване
Вы опускали ножку вниз
И в нежно-желтом сарафане
Сбирали осенью анис.
Весенним пленены томленьем
На рубеже безумных дней,
Вы пели с пламенным волненьем
Элизий сладостных теней.
Вы, коломбинная Психея,
Считаете воздушно дни,
И, страстный странник, я, старея,
Влекусь на прежние огни.
Двух муз беспечная подруга,
Храня волшебство легких чар,
От старого примите друга
Последней музы скромный дар.

Быть может, у Ольги и не было яркого драматического таланта, как у Ермоловой или Комиссаржевской, но у нее был другой талант, и он с блеском проявился во времена знаменитого артистического кабаре "Бродячая собака", которое просуществовало три гола - с 1912 по 1915. Сюда приходил весь петербургский бомонд: артисты, художники, писатели, политики. В залах "Бродячей собаки" на Михайловской площади было уютно и по-декадентски остро. Этому способствовали роспись Сергея Сулейкина и других художников-модернистов и, конечно, разнообразная программа вечеров и ночей: выставки и конкурсы, поэзия и балет, драматические сценки и веселые пародии.
Здесь танцевала Глебова. Она исполняла танцы-стилизации на русские и французские темы, иногда подражала Айседоре Дункан.

Ольга из «Балетного либретто» (читайте А.Ахматова) — это, несомненно, Ольга Глебова-Судейкина, актриса разных театров, в том числе театра Суворина на Фонтанке. Туда она ушла из Литейного театра — и там потерялась. В Литейном театре была пора ее расцвета. Это о ней сказано в либретто Ахматовой: «Козлоногая ведет вакхическое шествие, как бы на чернофигурной вазе». Глебова-Судейкина исполняла главную роль фавнессы (с Николаем Маргаритовым — фавном) в балете-пантомиме Бориса Романова на музыку Ильи Саца «Козлоногие».
Премьера прошла 11 октября 1912 года. 13 октября Владимир Азов упоминал в газете «День» о «великолепных способностях г-жи Глебовой-Судейкиной», а Николай Шебуев тогда же писал в «Обозрении театров»:
«Оргиазм настоящий, козлоногий — сама непосредственность природы, для которой нет консонансов, нет диссонансов, — захватывает вас.
Полагая зрелище «в высшей степени эффектным», другой автор того же «Обозрения театров» находил: «Это какая-то вакханалия красок, звуков и движений; козлоногие мифологические чудовища в дикой пляске метались по сцене, боролись за обладание женщиной… Очаровательна была г-жа Глебова-Судейкина в рискованной роли козочки».
И это были воплощения ее собственной души, в которой жили и "идеал мадонны", и "идеал содомский".

Шлейф поклонников вился за Ольгой. Ее боготворили. За ней ухаживали. Ей слагали стихи. Федор Сологуб преклонялся перед ее красотой и талантом балерины. Вот только названия его стихов: "Оля, Оля, Оля, Оленька!", "Под луною по ночам...", "Не знаешь ты речений скверных...".
Но среди флирта и мимолетных увлечений была в жизни Глебовой-Судейкиной и роковая любовь. Всеволод Князев, красавец и поэт, вольноопределяющийся 16-го гусарского Иркутского полка, расквартированного в Риге. Наездами он бывал в Петербурге и часто заходил в "Бродячую собаку". Летом 1912 года он познакомился с Ольгой и был покорен "волшебной феей".

   Всеволод Князев

Но у Князева были довольно сложные отношения с поэтом Михаилом Кузминым. Последний питал страсть к нежно-мужественному гусару. Вероятно, их отношения зашли в тупик с появлением Ольги (история повторилась дважды: и с мужем-С.Судейкиным и с любовником - В.Князевым). Между Кузминым и Князевым происходит крупная ссора. Сейчас уже трудно разобраться, что произошло в действительности, но через полгода после этой ссоры Всеволод Князев застрелился. Это произошло 5 апреля 1913 года. Ему было всего 22 года.По этому поводу в разных статьях, претендующих на глубокое исследование, к этой истории примешивают и Анну Ахматову, которая имела, якобы интимную связь с Глебовой-Судейкиной. Сейчас можно говорить что угодно. Они не могут ответить. Но история легла в основу "Поэмы без героя" Анны Ахматовой и посвящена Ольге Глебовой-Судейкиной. Это правда. Правда и то, что они несколько лет проживали в одной квартире, квартире А.Ахматовой на Фонтанной.

Ольга Глебова-Судейкина с Анной Ахматовой в доме на Фонтанке 1920

И именно в этой квартире-музее существует экспозиция работ О.Глебовой-Судейкиной.

 
 

Некоторое время Ольга была в шоке, но постепенно душевная рана зарубцевалась. Да и события не давали зацикливаться на себе. 1917 год - революция,
1921-й - смерть Блока. Анна Ахматова вспоминает: "Мы с Ольгой после похорон Блока, ищущие на Смоленском кладбище могилу Всеволода. "Это где-то у стены", - сказала Ольга, но найти не могли. Я почему-то запомнила эту минуту навсегда".
И тут в жизни этих двух женщин возник Артур Лурье - композитор, пианист и музыкальный критик. Он был моложе Судейкиной на 6 лет и на 2 - Ахматовой. Красивый и галантный кавалер попеременно оказывал знаки внимания то одной, то второй. Много лет спустя Нина Ольшевская-Ардова все пытала Анну Ахматову о тех годах и заводила разговор о музыке и театре, на что Ахматова отвечала: "Мы были влюблены в одного человека". Спустя много лет, уже за границей, куда он уехал после революции, Лурье опубликовал очерк, посвященный памяти Глебовой-Судейкиной. В нем он написал: "Ольга Афанасьевна Глебова-Сулейкина, волшебная фея Петербурга, вошла в мою жизнь за год до первой мировой войны. Она жила только искусством, создав из него культ... Ольга Афанасьевна была одной из самых талантливых натур, когда-либо встреченных мною..."

Аненнков.Портрет  Глебовой-Судейкиной

Война и гул приближавшегося исторического катаклизма загоняли художников в катакомбы. Выступления Судейкиной 1917-1919 годов проходили чаще всего в "Привале комедиантов", пришедшем на смену "Бродячей собаке". В погребальном роскошестве подвала в доме Адамини она сыграла одну из своих последних "старорежимных" ролей. Ею оказалась Смерть.
Творческие возможности О.А. Глебовой-Судейкиной были разнообразны: актриса ("одна из редчайших русских актрис, умевшая читать стихи" (Г. Адамович)), танцовщица, художник, она прекрасно вышивала, мастерила кукол из шелка и парчи, блесток и позументов. Мир ее кукол - мир театра и танца: балерины, маркизы, Гамлет, Дон Жуан, Мадонна и Лунная Лилит - женщина-демон. В начале 1920-х годов она сделала несколько моделей статуэток для Фарфорового завода, из которых известны три: "Псиша" (роль, сыгранная ею в одноименной пьесе Ю. Беляева), "Коломбина" и "Гений танца" (в Париже работа по фарфору была продолжена).

Ольга со своими куклами. Портрет работы Наппельбаума.

Но эти удивительные вещи, рожденные не только неистощимой фантазией, но и знанием стилей разных эпох, стали еще и способом заработка. "Без денег, без мужей - их (Ахматову и Судейкину. - И. К.) очень жалко", - записал в дневнике 1923 года К. Чуковский: С. Судейкин уже в 1920 году перебрался в Париж; в 1922 покинул Россию Артур Сергеевич Лурье, композитор, восхищавшийся талантами Ольги Афанасьевны, впоследствии - автор восторженных воспоминаний о ней, автор музыки к "Поэме без героя".
В первые послереволюционные годы Судейкина еще актерствует - играет в Народном Доме (порою по три спектакля в день).
Актриса Л. Ильяшенко запомнила Ольгу в низком придворном реверансе, изящно предлагающую ей, обессиленной репетициями, вареную картошку.
К 1924 году созрело роковое решение. С чемоданом, полным статуэток и кукол, под предлогом организации выставки своих произведений, Судейкина уезжает в Берлин, а затем в Париж. Оттуда пишет Ф. К. Сологубу: "Мне, грешнице, Европа не очень нравится. Внешний блеск, вычурность людей, сиденье по кафе - все это ужасно тупо. (...). Теперь я немножко попривыкла, а то иной раз и плакала от тоски. Думаю, что у нас дома все-таки лучше".
"Чужая среди чужих", она, волею обстоятельств, прожила двадцать лет в Париже, вращаясь в очень небольшом круге знакомых (среди которых Л. Н. Замятина и художник Н. Д. Миллиотти), осуждая себя за легкомыслие, зарабатывая на жизнь художественными вышивками и шитьем, отдавая душу птицам, которых держала во множестве в маленькой своей квартирке, страдая от безденежья и болезней.
А еще было время, когда Ольга получала деньги от бывшего мужа. Когда Ольга обнаружила, что Сергей Судейкин женился вторично – при живой-то жене!(к тому же она - Вера Шиллинг- уехала с С.Судейкиным под ее именем) – она пригрозила разоблачить его в полицейской префектуре, предоставив брачное свидетельство. Савелий Сорин выступил, так сказать, миротворцем, скандал не разгорелся, и какое-то время Ольга скромно, но существовала на деньги Сергея. И процедуру развода тянула, сколько могла… Но всему когда-нибудь приходит конец, пришел конец и браку с Сергеем, и деньгам. Хотя именно его она любили всю свою жизнь.

Portrait of Olga Glebova-Sudeikina, Madga Drommeter, 1923

"Последний мой бронхит оказался роковым от истощения, - сообщала она в конце 1944 года близкой подруге Вере Квилл, - неделями без масла и вообще всякой еды - я вдруг получила туберкулезный процесс в легком".
В госпитале Бусико, в ночь на 19 января 1945 года, Ольга Глебова-Судейкина скончалась, приняв незадолго до смерти причастие. Несколько близких друзей похоронили ее на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.На ее могиле стоит белокаменный крест, деньги на который дали Сергей Судейкин и Артур Лурье.
Спустя почти полгода после ее кончины Анна Ахматова вдруг решила написать второе посвящение к своей «Поэме без героя» (сама-то поэма была начата в 1940 году и сопровождена авторским предисловием, то есть как бы закончена, в сорок четвертом). А тут вдруг возникло второе посвящение с его риторическим вопросом:

Ты ли, Путаница-Психея,
Черно-белым веером вея,
Наклоняешься надо мной,
Хочешь мне сказать по секрету,
Что уже миновала Лету
И иною дышишь весной…
Сплю – мне снится молодость наша,
Та е г о миновавшая чаша:
Я тебе ее наяву,
Если хочешь, отдам на память,
Словно в глине чистое пламя
Иль подснежник в могильном рву.

Знала Анна Андреевна в это время о смерти любимой подруги или ее посетило некое высокое предчувствие, это роли уже не играло: прекрасная петербургская кукла уже переплыла и Ахерон, и Лету и чашу страданий своих испила до дна.

Январский день. На берегах Невы
Несется ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина, увы,
Ахматова, Паллада, Саломея,
Все, кто блистал в тринадцатом году, —
Лишь призраки на петербургском льду.
Вновь соловьи засвищут в тополях,
И на закате. В Павловске иль в Царском,
Пройдет другая дама в соболях,
Другой влюбленный в ментике гусарском.
Но Всеволода Князева они
Не вспомнят в дорогой ему тени.
Ни Олечки Судейкиной не вспомнят,
Ни черную ахматовскую шаль,
Ни с мебелью ампирной низких комнат —
Всего того, что нам смертельно жаль.
Г. В. Иванов

http://video.mail.ru/mail/irisha1957/4756/4855.html

Отредактировано Людмила (09-03-2012 22:47:45)