Наверх
Вниз
whatsapp-image-2022-02-27-at-16-00-56-1-1024x490

Какие наши годы!... Форум для пенсионеров и не только.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Искусство Серебряного века

Сообщений 121 страница 150 из 212

121

Еще об Ольге  Глебовой-Судейкиной

Элиан Мок-Бикер
"Коломбина десятых годов..."

Героиня "Поэмы без героя

    Трудно охарактеризовать природу чувств, связывавших двух женщин - Ольгу Судейкину и Анну Ахматову. Если верить Сергею Маковскому, основателю журнала "Аполлон", их объединяло нечто большее, чем дружба1. Я не собираюсь касаться этой темы. Достаточно знать, что они были близки человечески и поэтически. Известно, что Анна Ахматова была посвящена в личную жизнь подруги, знала о ее разочаровании в супружеской жизни, о ее связи с Артуром Лурье, о трагической истории с Князевым. Свой последний год в России Ольга Судейкина прожила с Анной Ахматовой под одной крышей, а в 1924 году эмиграция разлучила их.
    Ольге непосредственно посвящены три ахматовских стихотворения. Самое раннее, "Голос памяти", вошло во второй сборник стихов, "Четки", и датировано июнем 1913 года. Александр Блок в своем экземпляре "Четок" (с дарственной надписью Ахматовой) около этого стихотворения поставил карандашом большой крест. По свидетельству В. М. Жирмунского, так Блок отмечал стихи, которые ему особенно нравились2.
Голос памяти
                                О. А. Глебовой-Судейкиной
Что ты видишь, тускло на стену смотря,
В час, когда на небе поздняя заря?

Чайку ли на синей скатерти воды.
Или флорентийские сады?

Или парк огромный Царского Села,
Где тебе тренога путь пересекла?

Иль того ты видишь у своих колен.
Кто для белой смерти твой покинул плен?

Нет, я нижу стену только - и на ней
Отсветы небесных гаснущих огней.
18 июня 1913 Слепнево
    Эти двустишия предвещают будущий диалог поэта в "Поэме без героя" со своей музой, памятью или двойником. В четвертой строке, возможно, скрыт намек на путешествие Ольги во Флоренцию вместе с С. Сориным после самоубийства Князева. Князеву посвящена предпоследняя строфа. Она станет эпиграфом ко второй главе первой части "Поэмы без героя".
    Другое стихотворение входит в сборник "Anno Domini MCMXXI", оно не озаглавлено.
                                О. А. Глебовой-Судейкиной
Пророчишь, горькая, и руки уронила,
Прилипла прядь волос к бескровному челу,
И улыбаешься - о, не одну пчелу
Румяная улыбка соблазнила
И бабочку смутила не одну.

Как лунные глаза светлы, и напряженно
Далеко видящий остановился взор.
То мертвому ли сладостный укор,
Или живым прощаешь благосклонно
Твое изнеможенье и позор?
27 августа 1921
    Здесь, как и в предшествующем стихотворении, Анна Ахматова прямо обращается к подруге. Она окружает ее каким-то магическим ореолом, говорит о пророческом даре Ольги, чья "румяная улыбка" соблазнила стольких "пчел" (верных и сильных) и "бабочек" (непостоянных и слабых), и чьи светлые "лунные глаза" видят то, что скрыто за внешней оболочкой вещей. В конце последней строфы - упоминание об умершем. Не о Князеве ли здесь снова идет речь, как и в стихотворении 1913 года?
    Третье стихотворение - "Второе посвящение" к "Поэме без героя", датированное 25 мая 1945 года (как уже было сказано, оно написано через четыре месяца после смерти Ольги, хотя эта горькая весть еще не дошла до поэта, на что Анна Андреевна сама обратила мое внимание при нашей встрече)4.
Второе посвящение
                                О. С.
Ты ли, Путаница-Психея.
    Черно-белым веером вея.
        Наклоняешься надо мной,
Хочешь мне сказать по секрету,
    Что уже миновала Лету
        И иною дышишь весной.
Не диктуй мне, сама я слышу:
    Теплый ливень уперся в крышу,
        Шепоточек слышу в плюще.
Кто-то маленький жить собрался,
    Зеленел, пушился, старался
        Завтра в новом блеснуть плаще.
Сплю -
        она одна надо мною. -
    Ту, что люди зовут весною,
        Одиночеством я зову.
Сплю -
        мне снится молодость наша.
    Та, ЕГО миновавшая чаша;
        Я ее тебе наяву,
Если хочешь, отдам на память.
    Словно в глине чистое пламя
    Иль подснежник в могильном рву.
25 мая 1945
Фонтанный Дом
    Кроме этих трех стихотворениям, у Анны Ахматовой можно найти и другие, где скрыто говорится об Ольге.
    Почти везде тема Ольги связана с чувством вины, воспоминанием - выраженном или подразумеваемом - о каком-то "давнем грехе". Тема эта будет развернута в "Поэме без героя", однако она возникает и в ранних произведениях, например, в "Новогодней балладе", написанной в 1923 году, два стиха из которой Ахматова позднее процитировала в "Поэме..."
Новогодняя Баллада
И месяц, скучая в облачной мгле,
Бросил в горницу тусклый взор.
Там шесть приборов стоят на столе,
И один только пуст прибор.

Это муж мой, и я, и друзья мои
Встречаем новый год.
Отчего мои пальцы словно в крови
И вино, как отрава, жжет?

Хозяин, поднявши полный стакан.
Был важен и недвижим:
"Я пью за землю родных полян.
В которой мы все лежим!"

А друг, поглядевши в лицо мое
И вспомнив бог весть о чем,
Воскликнул: "А я за песни ее,
В которых мы все живем!"

Но третий, не знавший ничего,
Когда он покинул свет,
Мыслям моим в ответ
Промолвил: "Мы выпить должны за того,
Кого еще с нами нет".
    Новогодний стол накрыт для гостей-призраков, и одного еще нет. Четверо из пяти пришедших гостей обозначены. Кто пятый? Не Ольга ли, которую мы встретим вновь в обществе тех же призраков на новогоднем вечере в "Поэме без героя"3
    Тема Ольги, намеченная всего несколькими нотами или тактами в отдельных стихотворениях, тема, суть и единство которой иногда трудно осознать, после разовьется в оригинальную и устойчивую мелодию в самой сердцевине симфонии "Поэмы без героя". "Белокурое чудо", "Коломбина десятых годов", "Петербургская кукла", "актерка", "подруга поэтов" и т. д., Ольга в "Поэме..." - главное действующее лицо, вокруг которого собираются все остальные. Автор обращается к ней, выводит ее на сцену, берет в свидетели, говорит ее устами.
    "Поэты только делают вид, что умирают", - сказал Жан Кокто4. Тем более бессмертны их герои. Так, Ольга Глебова-Судейкина осталась жить в "Поэме без героя".

    У "Поэмы..." есть подзаголовок - "Триптих" и есть даты - 1940-1962. Более двадцати двух лет посвятила Anna Ахматова поэме и продолжала возвращаться к ней до самой смерти в 1966-м.
    На титульном листе - названия трех городов, где она создавалась: "Ленинград - Ташкент - Москва", и эпиграф из "Дон Жуана": "Di rider finirai / Pria dell'aurora. Don Giovanni"5.
    Это самое большое стихотворное произведение поэта. В.М. Жирмунский считает поэму "творческим синтезом поэтического развития Анны Ахматовой"6. Она - словно некая "сумма", ускользающая от всякой классификации и одновременно содержащая в себе элементы эпической поэмы, античной трагедии, "комедии дель арте", литературной игры, романтического карнавала, сюрреалистического фильма, фантастической симфонии пляски смерти.
    По-видимому, "Поэма без героя" - произведение, которое было наиболее значимо для Анны Ахматовой.
    В предисловии, написанном 8 апреля 1943 года, она говорит о появлении поэмы как о приходе дорогого ей человека:
    "Первый раз она пришла ко мне в Фонтанный Дом в ночь на 27 декабря 1940 г., прислав, как вестника, еще осенью один небольшой отрывок... Я не звала ее. Я даже не ждала ее в тот холодный и темный день моей последней ленинградской зимы".
    В прозаическом отрывке, написанном в форме "Письма к NN", Анна Ахматова признается, что "Поэма..." долгие годы преследовала ее: "неожиданно, как припадки какой-то неизлечимой болезни, вновь и вновь настигала меня... <...> И я не могла от нее оторваться, дополняя и исправляя по-видимому оконченную вещь". Тем не менее, если Анна Ахматова и переделывает все время текст "Поэмы...", что подтверждается многими вариантами, речь идет лишь об исправлении деталей. Само же произведение уже в первой черновой редакции написано Анной Ахматовой в едином порыве вдохновения, как будто "под чью-то диктовку". Она не соглашается поменять ее смысл, дать ей объяснение. "Ни изменять, пи объяснять ее я не буду. "Еже писахъ - писахъ", - отмечает она в 1944 голу, повторяя слова Понтия Пилата (Евангелие от Иоанна XIX, 22).

    Когда происходит действие "Поэмы"? - В 1913 году: в год трагического события, самоубийства Вс. Князева, но и накануне другой великой трагедии - мировой войны. Где? - В Санкт-Петербурге, в городе "славы и беды", который в дни Блокады был городом страданий и героизма. Городе, который сам - "как дыханье стихов" Анны Ахматовой.
    В "Поэме..." сталкивается современность с историей, встречаются Ленинград с Петербургом. Понятие пространства-времени в поэзии относительно. "Теперь" - синоним слова "всегда", "сегодня" - мост, откуда мы смотрим в прошлое и будущее:
Из года сорокового,
    Как с башни, на все гляжу...
    "Бег времени" (так называется последний сборник поэта) направлен как вперед, так и назад, словно вечное движение маятника, - он и дает жизнь настоящему и будущему, стирая границы между ними.

    Каковы же персонажи огромной фрески - "Поэмы без героя"? В них узнаваемы тени и призраки реальных людей или героев книг и легенд разных стран и времен. Фауст и Дон Жуан соседствуют с Шаляпиным, Саломея7 и Коломбина - с Анной Павловой, "гость из Будущего" - с "гостем зазеркальным", Гамлет и Калиостро - с издателем и автором "Поэмы..." Персонажи, даже воображаемые и аллегорические, живут в произведении реальной жизнью, они конкретны и правдоподобны.
    Узнать их, однако, довольно трудно. Некоторые из персонажей - намеренно, по-видимому, - собирательные, и читатель задается вопросом, чьему облику принадлежит та или иная физическая либо нравственная черта, к чему относится то или иное событие.
    Мы не уверены, например, в том, что обратившись с первым "Посвящением" к памяти Вс. Князева, Ахматова не имела в виду и Гумилева, тоже умершего насильственной смертью (он был расстрелян в 1921 году). Равно как и упоминание о "темных ресницах Антиноя" могло бы относиться и к Князеву, которого этим именем называет Кузмин в своем стихотворении, и к Гумилеву, у которого были очень густые ресницы, отбрасывавшие странную тень на глаза, и, наконец, к Мандельштаму, о чем пишет в своих воспоминаниях его вдова, Надежда Яковлевна Мандельштам.
    Дата "Посвящения" - 27 декабря 1940 года - тоже может несколько запутать нас: ведь это вторая годовщина смерти Осипа Мандельштама в "трудовом" лагере. Вдова поэта уверяла, что Анна Ахматова переменила первоначальную дату 28 декабря на 27-е, как только стал известен день гибели Мандельштама. Смешение прототипов продолжается: в конце одной из строф, повествующей о Пьеро (Князеве) и Коломбине (Ольге), есть строки:
Чистый голос:
                    "Я к смерти готов".
    Судя по контексту, эта фраза относится к Князеву и принадлежит ему. Однако в "Листках из дневника" Анна Ахматова пишет о том, что в 1934 году в Москве, однажды на улице, эти слова произнес Осип Мандельштам (незадолго до смерти). Таким образом, автор намеренно не называет точное имя поэта, к которому обращено первое посвящение.
    На вопрос своего редактора автор отвечает:
Я ответила: "Там их трое -
Главный был наряжен верстою,
А другой как демон одет, -
Чтоб они столетьям достались.
Их стихи за них постарались.
Третий прожил лишь двадцать лет..."
    Первый поэт - это, вероятно, Николай Гумилев, в ранней юности отправившийся открывать для себя дальние страны. Образ "полосатой версты", указывающей расстояния у обочины дорог, как нельзя лучше подошел бы тут ему.
    Второй поэт:
. . . . . . . . . . . . . Он там один.
На стене его твердый профиль.
    Гавриил или Мефистофель
        Твой, красавица, паладин? <...>
    И античный локон над ухом -
        Все - таинственно в пришлеце.
Это он в переполненном зале
    Слал ту черную розу в бокале
        Или все это было сном?
С мертвым сердцем и с мертвым взором
    Он ли встретился с Командором,
        В тот пробравшись проклятый дом?
    В романтическом герое - ангеле и дьяволе одновременно, - который идет на встречу с Командором, можно легко узнать Александра Блока. Третий поэт ("прожил лишь двадцать лет") - Князев. О герое "наигорчайшей драмы" говорится в интермедии "Через площадку":
А за ней, в шинели и в каске,
    Ты, вошедший сюда без маски,
        Ты, Иванушка древней сказки,
            Что тебя сегодня томит?
    Его участь тесно связана с судьбой героини. Строки о нем затрагивают и ее, как мы увидим далее. Но сперва, попутно, попробуем определить, кто четвертый поэт: "старый Калиостро", что "хвост запрятал под фалды фрака":
Сам изящнейший сатана,
Кто над мертвым со мной не плачет,
Кто не знает, что совесть значит
И зачем существует она.
    В этих строчках легко узнать Михаила Кузмина, знаменитого своим щегольством и своей аморальностью, описавшего в 1919 году жизнь фокусника и мага Калиостро8. Наряд сатаны здесь тем более правдоподобен, что Анна Ахматова, которую я расспрашивала об этом поэте, авторе предисловия к ее первому сборнику "Вечер", ответила мне единственной фразой, произнесенной в каком-то порыве неприязни: "Кузмин - дьявол!"9
    Однако, несмотря на намеренные умалчивания Ахматовой о Кузмине, родство этих двух поэтов очевидно, и нельзя отрицать тайного влияния одного на другого. Сама форма "Поэмы без героя", близкая к форме цикла "Форель разбивает лед", свидетельствует об этом.
    Если на поэтах-призраках - Гумилеве, Блоке, Кузмине - карнавальные костюмы и маски, то на Князеве - только его драгунская форма, и лицо его открыто. Когда речь идет о нем, автор не стремится запутать читателя. Князев - реальный человек, которого автор вводит в свое произведение. Две строки из его стихотворения поставлены эпиграфом к последней главе первой части поэмы, где развивается его история, собственно - завязка действия "Поэмы без героя":
    И драгунский корнет со стихами
        И с бессмысленной смертью в груди
Позвонит, если смелости хватит,
    Он мгновенье последнее тратит...
        Чтобы славить тебя. <...>

    Он - на твой порог!
                                Поперек.
Да простит тебя бог!

            (Сколько гибелей шло к поэту,
            Глупый мальчик: он выбрал эту...)
    Итак, Князев и Ольга - единственные два героя, которым непосредственно посвящено произведение. Нам дозволено узнать Пьеро (Князева) и Коломбину (Ольгу), тогда как о других персонажах мы вправе только догадываться.

    Ольга Судейкина, близкая Анне Ахматовой и своими чувствами, и всей своей жизнью - вот истинная героиня "Поэмы без героя". Личная судьба женщины и артистки растворяется в поэтической судьбе героини.
    Открывающая бал Ольга ведет всю пляску смерти "петербургской повести", увлекая за собою остальных призраков. Автор говорит об этом совершенно открыто. Мы узнаем об Ольге прежде всего из "Второго посвящения", далее - из двух строк стихотворения "Голос памяти" (посвященного ей в 1913 г.), предваряющих вторую главу; наконец, из перечня ролей, которые действительно сыграла на сцене Ольга Судейкина.
    Прочтем вновь ремарку ко второй главе:
    "Спальня Героини. Горит восковая свеча. Над кроватью три портрета хозяйки дома в ролях. Справа - она Козлоногая, посередине - Путаница, слева - портрет в тени. Одним кажется, что это Коломбина, другим - Донна Анна (из "Шагов Командора"). За мансардным окном арапчата играют в снежки. Метель. Новогодняя полночь. Путаница оживает, сходит с портрета, и ей чудится голос, который читает..."
    Анна Ахматова называет Ольгу героиней. В том варианте текста поэмы, который она написала мне по памяти, она употребила это слово дважды - вместо канонического: "три портрета хозяйки дома", случайно или нет, обмолвилась: "три портрета героини".
    Роли Ольги нам уже известны. Путаница знакома по триумфу Ольги в пьесе Юрия Беляева. На групповой фотографии, сделанной на вечере, который был устроен в Санкт-Петербурге Обществом интимного театра в честь артистов Московского художественного театра в начале 1913 года. Ольга Судейкина предстает в костюме Козлоногой (она играла эту роль в балете И. Саца "Пляс козлоногих" в 1913 году), ее рука лежит на плече молодого человека, как считала Анна Андреевна - Всеволода Князева10.
    В интермедии - перед процитированной нами ремаркой - Анна Ахматова вводит тему Козлоногой:
И мохнатый и рыжий кто-то
Козлоногую приволок. <...>
    И в то же время в глубине залы, сцены, ада или на вершине гетевского Брокена появляется О н а же (а может быть - ее тень).

    Далее следуют семь строк, один из вариантов которых оставила мне Анна Андреевна. Они повествуют об Ольге:
Как копытца, топочут сапожки,
    Как бубенчик, звенят сережки,
        В бледных локонах злые рожки,
            Окаянной пляской пьяна, -
Словно с вазы чернофигурной
    Прибежала к волне лазурной,
        Так парадно обнажена.
    Во второй главе Путаница сходит с картины:
Ты сбежала сюда с портрета,
    И пустая рама до света
        На стене тебя будет ждать.
Так плясать тебе - без партнера!
    Я же роль рокового хора
        На себя согласна принять.

                На щеках твоих алые пятна:
                Шла бы ты в полотно обратно;
                Ведь сегодня такая ночь,
                Когда нужно платить по счету...
    За упоминанием о таинственном преступлении следует некая вереница персонажей, которых воплотила в себе Ольга:
Ты в Россию пришла ниоткуда,
    О мое белокурое чудо,
        Коломбина десятых годов!
Что глядишь ты так смутно и зорко:
    Петербургская кукла, актерка,
        Ты - один из моих двойников.
К прочим титулам надо и этот
    Приписать. О, подруга поэтов,
        Я наследница славы твоей...
    Путаница сошла с картины как бы без ведома или даже против волн автора. Отметим этот прием фантастического романтизма - оживающий портрет, который можно найти у Гоголя, Эдгара По, Оскара Уайльда и других.
    Героиня описана как танцовщица. Но танцует она одна. Все ее партнеры отсутствуют, либо мертвы. Есть только автор, который исполняет роль античного хора перед тем, как предлагает героине вернуться на полотно.
    С приближением часа искупления вины автор уступает место Коломбине, потом - самой Ольге.
    "О мое белокурое чудо" - Ольга с белокурыми волосами Мелисанды и светлыми глазами, ясность и проницательный взгляд которых Анна Ахматова воспела в стихотворении 1921 года.
    "Петербургская кукла" - речь идет о женщине, артистке, о той, которая, как Анна Ахматова, царила в городе "серебряного века".
    И наконец, автор признается: "Ты - один из моих двойников". Мы увидим далее, как важны эти строки.
    Анна Ахматова называет себя наследницей славы "подруги поэтов" - вот прекрасное звание, которое Ольга заслуживает и благодаря своим чувствам, и благодаря стихам, музой которых она была.
    Время, расстояние, грезы окружают своим ореолом людей и события. Лет двадцать спустя поэту нелегко представить себе, что героиня существовала в действительности:
Мне ответь хоть теперь:
                                  неужели
    Ты когда-то жила в самом деле?
        И топтала торцы площадей
            Ослепительной ножкой своей?..
    Далее следует описание жилища героини:
Дом пестрей комедьянтской фуры.
    Облупившиеся амуры
        Охраняют Венерин алтарь.
Певчих птиц не сажала в клетку.
    Спальню ты убрала как беседку...
    Анна Ахматова говорит здесь про освобожденных птиц, похожих на тех, что летали по комнате Ольги у Ворот Сен-Клу. Что это - таинственное ли провидение поэта, некий дар второго зрения (признанный ее близкими), или же до нее могли дойти из Парижа известия о "даме с птицами"?
Вся в цветах, как "Весна" Боттичелли,
    Ты друзей принимала в постели,
        И томился драгунский Пьеро, -
Всех влюбленных в тебе суеверней
    Тот, с улыбкой жертвы вечерней.
        Ты ему как стали - магнит,
Побледнев, он глядит сквозь слезы,
    Как тебе протянули розы
        И как враг его знаменит.
    Здесь, окруженная цветами и поклонниками, Ольга напоминает "Весну" Боттичелли (враг Пьеро, имя которого так знаменито, - тут, вероятно, Александр Блок).
    В "Эпилоге" возникает образ "одержимой", несущейся на ночной Брокен (в интермедии на вершине волшебной горы уже появлялась героиня-Козлоногая). Во второй части "Поэмы..." - "Решке" - с "ромапти ческой поэмой" ассоциируется образ "столетней чаровницы" с "брюлловским плечом", которая "томно жмурится из-за строчек". В связи с этим вспомним заглавие пьесы Беляева: "Путаница, или 1840 год". Анна Ахматова писала первые строки "Поэмы без героя", строки про Ольгу, в 1940-м, ровно сто лет спустя. И героиня Беляева - тоже "чаровница".

    В поэме-ребусе автор, не колеблясь, предлагает нам зашифрованный текст, открыто или с помощью намеков увлекая к разгадке. Сетуя на "нелепые" толкования "Поэмы...", Анна Ахматова, однако, в предисловии отказывается сделать текст "более понятным". Можно сказать, что она беспрестанно колеблется между желанием быть разгаданной и стремлением не открывать себя.
    На протяжении поэмы автор не раз провоцирует читателя - то бросает ему приманку, вручает ключи для расшифровки поэмы: пояснения, намеки на архетипические символы, на людей из своего окружения, на знакомые места или поддающиеся проверке факты, то, уже выведя читателя на дорогу, снова смешивает нити, внезапно запутывает следы. "У шкатулки ж тройное дно", и предлагаемое решение порой оказывается просто западней. Инстинктивное ли это целомудрие поэта или намеренное желание сбить с пути? Или поэма предназначалась только для посвященных? У поэмы-загадки своя жизнь: по мере того, как в нее входишь, она преображается. Для того, чтобы ее понять, требуется не одно прочтение.
    В "Прозе о Поэме" Анна Ахматова утверждала: "Тем же, кто не знает некоторые "петербургские обстоятельства", поэма будет непонятна и неинтересна". Многочисленные исследования способствуют прояснению этих "обстоятельств", но большая их часть все же остается в тени. Впрочем, автор, видимо, стремится защитить тайнопись. Анна Ахматова признается:
                  ...применила
Симпатические чернила...
Я зеркальным письмом пишу,
И другой мне дороги нету -
Чудом я набрела на эту
И расстаться с ней не спешу.
    Чтобы восстановить текст с лицевой стороны, расшифровать его, необходимо зеркало. Читатель должен встать с той же стороны, что и автор, чтобы услышать диалог поэта и поэмы, поэта и "созданий из Зазеркалья", как сказал бы Льюис Кэролл.
    Эхо, отражение, двойник - излюбленные темы и приемы Анны Ахматовой. Зеркала в ее поэзии расположены повсюду, они создают дополнительную перспективу.
    Ахматова часто глядится в зеркало потому, что чувствует себя одинокой, и как женщина, и как поэт, и еще потому, что ищет себя, страшась при этом найти. Но она также смотрит "по ту сторону" самое себя. Она видит и принимает толпу теней и призраков, мертвецов-живых, входящих в "зеркальный зал", выходящих из него или по нему прогуливающихся.
    Таинственные гости отражаются в отшлифованном пли покрытом амальгамой стекле ахматовских зеркал. "Гость из будущего", уже присутствующий в "Новогодней балладе", - кто он в "Поэме без героя": тот же самый, что и "зазеркальный гость", или его двойник?
    Посланник этой "no man's land" ("ничьей земли") - порождение тревоги. Поэт не раз говорит о своем страхе и особенно в "Поэме без героя", с ее атмосферой дворца с привидениями: "Полно мне леденеть от страха...", "Нету меры моей тревоге..."
    На поэзии Анны Ахматовой лежит отпечаток какой-то неотвязной вины, из-за которой она вынуждена жить порою в безрассудном ужасе внутреннего суда, вершимого ее совестью. Согрешила она действием, словом, намерением или умолчанием? Тут позволены все предположения.
    В "Поэме..." чувствуется боязнь неминуемого возмездия. Тень преступления, сообщником, если не виновником которого считает себя автор, витает повсюду. Идет ли речь снова о самоубийстве Князева, которое легло бременем на Ольгу, и ответственность за которое Анна Ахматова разделяет и берет на себя?
    Чтобы успокоить себя, поэт продолжает вести диалог с любимым или нелюбимым человеком, наперсником, со своей музой или совестью. Собеседники - умершие или живые. Для Анны Ахматовой нет четкого разграничения между смертью и жизнью. Она и сама, в конце концов, начинает сомневаться в собственном существовании:
Только как же могло случиться,
Что одна я из них жива?
    В "Поэме без героя" диалог с мертвыми достигает своей высшей точки. Она разговаривает с ними так, словно они еще живут на свете, а может быть - и доверительнее, потому что они стали ближе ей, их присутствие сделалось еще более явственным. Она слышит их, и их "тайный хор" навсегда становится для нее "оправданием этой вещи", как пишет она в предисловии.
    Из толпы отражений, пойманных внутренним зеркалом поэта, выделяется и выходит вперед образ Ольги. В хоре многих голос героини откликается эхом на голос автора. Anna Андреевна признавалась мне, что она думала об Ольге, когда писала:
Бес попутал в укладке рыться...
    Этот стих проясняется в свете следующих ахматовских строк: "Осенью 1940 года, разбирая мой старый (впоследствии погибший во время осады) архив, я наткнулась па давно бывшие у меня письма и стихи, прежде не читанные мною ("Бес попутал в укладке рыться"). Они относились к трагическому событию 1913 г., о котором повествуется в "Поэме без героя". Тогда я написала стихотворный отрывок "Ты в Россию пришла ниоткуда" в связи со стихотворением "Современница". <...> В бессонную ночь 26-27 декабря этот стихотворный отрывок стал неожиданно расти и превращаться в первый набросок "Поэмы без героя". История дальнейшего роста поэмы кое-как изложена в бормотании под заглавием "Вместо предисловия".
    Мы знаем, что строка "Ты в Россию пришла ниоткуда" начинает самый большой из отрывков "Поэмы...", явно посвященных Ольге Судейкиной. Не остается никаких сомнений: Ольга стоит у истоков замысла поэмы.
    "Первый раз она пришла ко мне в Фонтанный Дом", - пишет Ахматова в своем предисловии. Речь здесь идет о "Поэме...", "посетившей" Анну Ахматову в ночь с 26 на 27 декабря 1940 года. Тень Ольги ("Ты в Россию пришла ниоткуда...") возникла одновременно с "Поэмой..." и стала от нее неотделима.
    Ольга вошла в "Поэму без героя" и в пей остается. Остается подле Анны Ахматовой. Двойники сближаются. В конце концов, они сольются, и озадаченный читатель уже почти не может различить,
кто автор, и кто герой.
    Двойничество - не новая тема в мировой литературе. Многие русские писатели - Гоголь, Погорельский, Достоевский, Блок - обращались к ней. В произведениях Анны Ахматовой эта тема - главная. У нее множество двойников, с которыми она постоянно ведет разговор. Пленница самой себя, она убегает из своей тюрьмы, проецируя себя на них. Это, прежде всего, истинные двойники, как та женщина, которая занимает "единственное место" - ее место - и носит ее "законнейшее имя"11. Или та, которая в "Эпилоге" "Поэмы без героя" идет на допрос, принимая на себя страдания всех своих подруг12.
    Среди двойников находится и ее тень, выходящая навстречу ей из прошлого. А также ее муза. Она часто беседует с ней, подобно Пушкину. Муза, вдохновительница и наперсница, то заботится о поэте, словно ангел-хранитель, то побуждает к творчеству и даже ведет сама его руку, чтобы закончить стихотворение.
    Еще одна собеседница автора - совесть, уязвленная и безжалостная совесть, что терзает ночью и днем и требует возмездия.
    Анна Ахматова воплощается и в своих персонажей. "Ты - один из моих двойников", - говорит она Ольге.
    Какой? Может быть, излюбленный.
    Она приписывает подруге те качества, которыми, как ей кажется, обладает и сама: свой дар пророчества или колдовства. В самом деле, Анна Ахматова знала, что сталкивалась порой со сверхъестественным, и ее близкие признавали ее талант предвидения и "второго зрения".
    Ольга, созданный Ахматовой двойник, послушна ей, однако иногда осмеливается повелевать ей или как муза пытается ее вдохновить: "Не диктуй мне, сама я слышу", - отвечает поэт, отвергая опеку и утверждая собственную независимость.
    Автор "Поэмы без героя" мог бы и сам надеть костюмы и маски, предоставленные героине. Так, имя Путаницы подошло бы и Анне Ахматовой, чье искусство "запутывать" и мастерство сбивать со следа очевидны. Психея - двойник души поэта. Донна Анна - одновременно и Ольга, которой Анна Ахматова дает эту роль, и сама она, Анна, встретившая себя в образе своей тезки Донны Анны из стихотворения Блока "Шаги командора" (впрочем, вся поэма живет под знаком Дон Жуана, вспомним эпиграф к ее первой части: "Di rider finirai Pria dell'aurora"). И даже слегка насмешливое определение "петербургская кукла" могло бы быть применено и к самой Анне Ахматовой.
    В "Поэме без героя" Ахматова и сама выходит на сцену, играет себя, говорит от собственного имени, порой себя цитирует:
Я - тишайшая, я - простая,
"Подорожник", "Белая стая"...
    Повествовательница превращается в истинную лирическую героиню своего произведения, но в то же время раздваивается и воплощается в другой героине, становясь через Ольгу действующим лицом "Поэмы..."
    Переход от лирического "я" к "ты", от лирической героини к героине реальной происходит незаметно. Читатель уже не понимает, чей голос он слышит. Иногда замешательство постигает самого автора. В том варианте текста "Поэмы без героя", который Анна Андреевна дала мне, героиня говорит сама ("Путаница оживает, сходит с портрета и произносит следующие слова..."), тогда как в опубликованных позже вариантах Путанице лишь "чудится голос, который читает...". Голос этот, если он - не ее собственный, принадлежит автору.
    Близость между "ego" и "alter ego" возрастает, когда двойник становится сообщником поэта и разделяет с ним ответственность за ту таинственную вину, печать которой навеки легла на поэзию Анны Ахматовой. Разделенная тяжесть меньше удручает, доверенная кому-то тайна меньше тяготит.
Прости же навек! Но знай, что двух виновных,
Не одного, найдутся имена
В стихах моих, в преданиях любовных.
    Эти строки Баратынского Анна Ахматова сделала эпиграфом к сборнику "Четки", опубликованному в 1913 году (мы знаем, сколь важен в ее творчестве этот год). Она, таким образом, разрешает нам, почти что побуждает нас искать другого "виновного". Но начав поиски, мы обнаруживаем... Ольгу.
    Соучастие, обозначившееся между автором и героиней, его двойником, мало-помалу захватывает самого читателя, который в свою очередь, включается в игру зеркал и отражений. И тогда диалог "поэт - герой" продолжается в диалоге "поэт - читатель", затем - "герой - читатель", наконец - "читатель - читатель", ибо всякое глубинное чтение обязывает задавать вопросы самому себе.
    Aннa Ахматова говорила, что пока она писала "Поэму без героя", читатель стал для нее "неким соавтором", волнение которого помогало ей и было ей дорого.
    Именно это "сотрудничество" поэта и читателя открывает в произведении еще одно его измерение.

    Ольга Судейкина жила поэзией, хотя и не писала стихов. Искусство отражалось в ней, освещал ое личность и ее жизнь.
    Артур Лурье, любивший ее как женщину, восхищавшийся ею как артисткой, нашел точные слова: "Ольга Афанасьевна была одной из самых талантливых натур, когда-либо встреченных мною. Только в России мог оказаться такой феномен органического таланта; стоило Ольге Афанасьевне, как истинной фее, прикоснуться к чему-либо, как сразу начиналась магия, - настоящая магия людей, магия чувств и магия вещей, - вещи как бы зажигались внутренним огнем. Как фея, Ольга Афанасьевна имела ключи от волшебных миров, и ключи эти открывали невиданное и неслыханное; все вокруг нее сверкало живым огнем искусства".
    По строю чувств Ольга Судейкина близка Анне Ахматовой. Она стала ее героиней, ее двойником, ее сообщницей и включилась сама в поэтический "миф", играя заглавную роль в зарождении и построении "Поэмы без героя".
    Именно в качестве героини "Поэмы..." Ольга предстает во всем своем блеске и входит в сознание читателей. Первоначально - отражение, она потом сама становится зеркалом.
    Путаница сходит с картины. Так и Ольга, выходя за рамки произведения, от него отделяется и, по примеру, а может быть, и без ведома автора, начинает жить собственной жизнью, почти как мифологический персонаж.
    В Ольге Глебовой-Судейкиной таинственно сплавлены черты реальной личности и литературной героини; она могла бы сравниться с Лаурой, Беатриче или, ближе к нам, - Эльзой13.
    "Ольга Афанасьевна, - пишет Артур Лурье, - выражала собой рафинированную эпоху Петербурга начала XX века так же, как мадам Рекамье - la divine Juliette - выражала эпоху раннего Ампира. Вкус Ольги Афанасьевны был вкусом эпохи; стиль ее был также стилем эпохи, утонченный и вычурный".
    Анна Ахматова, как помним, тоже считала подругу как бы "символом своего времени" - она мне призналась в этом в день нашей первой встречи.

Примечания

    1. Воспоминания Сергея Константиновича Маковского (1877-1962) - поэта, издателя, искусствоведа, жившего с 1920-х годов во Франции, вызвали резко негативное отношение Ахматовой ("маразматический бред"). вверх
    2. Имеется в виду статья В. М. Жирмунского "Анна Ахматова и Александр Блок" (Русская литература. 1970. № 3). вверх
    3. Следует иметь в виду, что работа над "Поэмой..." началась в 1940 году. К этому времени относится фрагмент, обращенный к Судейкиной - "Ты в Россию пришла ниоткуда...", о чем можно судить по воспоминаниям Н. А. Ольшевской (в записи Э. Г. Герштейн): "О Судейкиной я слышала от Анны Андреевны еще до войны, когда она прочла "Ты в Россию пришла ниоткуда..." (Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991. С. 264). Воспоминания Н. А. Ольшевской могут быть соотнесены с записью Л. К. Чуковской, которая впервые услышала от Ахматовой тот же отрывок 13 ноября 1940 года (в записи Л. К. Чуковской отрывок носит название "О кукле и Пьеро", в кн.: Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой: Кн. 1. 1938-1941. М., 1989. С. 181). вверх
    4. Французский писатель, художник, кинорежиссер (1889-1963), автор пьес "Антигона" (1928), "Орфеи" (1928) и др. вверх
    5. Э. Мок-Бикер в данном случае обращается к списку поэмы, подаренному ей Ахматовой. Приведенный эпиграф (в переводе с итальянского: "Смеяться перестанешь раньше, чем наступит заря. Дон Жуан") в этом списке относится к "Поэме..." в целом (в иных редакциях - к Первой части). вверх
    6. Жирмунский В. Анна Ахматова: Из литературного наследия. Неопубликованные стихи разных лет // Юность. 1969. № 6. С. 66. вверх
    7. Имеется в виду падчерица царя Ирода, требовавшая за свой танец перед царем голову Иоанна Крестителя. вверх
    8. Речь идет о романе М. Кузмина "Чудесная жизнь Иосифа Бальзаме, графа Калиостро" (1916. отд. издание в 1919 году), построенном как биография известного авантюриста, оккультиста и алхимика. вверх
    9. Проблемам отношений Ахматовой и Кузмина посвящена статья: Тименчик Р., Топоров В., Цивьян Т. Ахматова и Кузмин // Russian Literature: Slavic Seminar. Amsterdam, VI-3. July. 1978. вверх
    10. Общество Интимного театра было основано осенью 1909 года А. Мгебровым, Н. Евреиновым, В. Комиссаржевской, А. Толстым, Б. Прониным. Тогда же возник замысел кабаре для артистов, художников и литераторов, который был осуществлен два года спустя в "Бродячей собаке", открывшейся под маркой этого общества. Чествование артистов МХТ состоялось 28 апреля 1913 года в театральном зале Шебеко (Галерная, 33). Эта дата опровергает предположение Ахматовой о Князеве, который умер в начале апреля 1913 года. вверх
    11. См. стихотворение "Меня, как реку, суровая эпоха повернула..." в цикле "Северные элегии". вверх
    12. Имеется в виду следующие строки "Поэмы без героя":
А за проволокою колючей,
В самом сердце тайги дремучей,
Я не знаю, который год
Ставший горстью лагерной пыли.
Ставший сказкой из страшной были
Мой двойник на допрос идет. вверх
    13. Речь идет об Эльзе Триоле (1896-1970) - французской писательнице, жене Луи Арагона, героине его стихов: ей посвящен сборник "Глаза Эльзы" (1942) и поэма "Эльза" (1959). вверх

0

122

Все чаще и чаще встречаю в сети это имя....
Наверно пришло и мое время поближе познакомиться с ним, а пока стихи...

Кузмин Михаил Алексеевич (1872-1936)

Кому есть выбор, выбирает;
Кто в путь собрался,- пусть идет;
Следи за картой, кто играет,
Лети скорей, кому - полет.

Ах, выбор вольный иль невольный
Всегда отрадней трех дорог!
Путь без тревоги, путь безбольный -
Тот путь, куда ведет нас рок.

Зачем пленяться дерзкой сшибкой?
Ты - мирный путник, не боец.
Ошибку думаешь ошибкой
Поправить ты, смешной слепец?

Всё, что прошло, как груз ненужный,
Оставь у входа навсегда.
Иди без дум росой жемчужной,
Пока горит твоя звезда.

Летают низко голубята,
Орел на солнце взор вперил.
Всё, что случается, то свято;
Кого полюбишь, тот и мил.

Ноябрь 1907

0

123

Тина, умница, какую тему подняла! :cool:
Вот тебе за это подарок:

Как месяц молодой повис
Над освещенными домами!
Как явственно стекает вниз
Прозрачность теплыми волнами!
Какой пример, какой урок
(Весной залога сердце просит)
Твой золотисто-нежный рог
С небес зеленых нам приносит?

Я трепетному языку
Учусь апрельскою порою.
Разноречивую тоску,
Клянусь, о месяц, в сердце скрою!
Прозрачным быть, гореть, манить
И обещать, не обещая,
Вести расчисленную нить,
На бледных пажитях мерцая.

М.А. Кузмин

0

124

Цитата от Моники Вербат

Мне выпала честь учиться три года у Льва Николаевича Гумилева, которого, впрочем, иначе, чем Лёвушка, никто не называл... Его лекции, его экскурсы в историю, его словесные эскапады и поразительные заключения - разговор отдельный и, для меня во всяком случае, бесконечный... Но, боги, как они читал стихи своих родителей... Это непередаваемо... Иногда во время лекции или спецсеминара он смотрел в аудиторию (а, надо сказать, знал поименно всех своих студентов) и, обращаясь ко всем одновременно и будто к каждому в отдельности (и этот дар был у него), говорил: "А можно я вспомню?"... Мы замирали, потому что после этой фразы он начинал цитировать стихи... Как правила вставал к окну, опирался правой рукой на подоконник, голову поворачивал немного вправо же (к окну), полуприкрывал глаза и очень тихо, казалось бы без интонаций (во всяком случае без таких, какие присущи декламантам) начинал не читать, нет, а делиться... Надо было непременно смотреть на его лицо, когда он читал... Эмоции то и дело набегали волнами на его лицо и словно оставляли на нем свои неизгладимые следы... Не знаю, это трудно передать словами, это нужно было видеть и, безусловно, слышать... Он помнил наизусть бесконечное множество стихов родителей и их современников, но, пожалуй, одно из самых дорогих для него было "Шестое чувство" Николая Гумилева... Вот это:

Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.

0

125

Цитата от Моники Вербат

Лекция была посвящена зарождению этносов... Как говорил Левушка, тема больная, бесконечная, порождающая думы... "Народы зарождались, как семьи... Одни в счастье живут и по сей день, иные распадаются, ибо не умеют быть счастливыми... Думаю.... А можно я вспомню "Думы" Николая Гумилева"?"...

Николай Гумилёв - Думы

Зачем они ко мне собрались, думы,
Как воры ночью в тихий мрак предместий?
Как коршуны, зловещи и угрюмы,
Зачем жестокой требовали мести?

Ушла надежда, и мечты бежали,
Глаза мои открылись от волненья,
И я читал на призрачной скрижали
Свои слова, дела и помышленья.

За то, что я спокойными очами
Смотрел на уплывающих к победам,
За то, что я горячими губами
Касался губ, которым грех неведом,

За то, что эти руки, эти пальцы
Не знали плуга, были слишком тонки,
За то, что песни, вечные скитальцы,
Томили только, горестны и звонки,

За все теперь настало время мести.
Обманный, нежный храм слепцы разрушат,
И думы, воры в тишине предместий,
Как нищего во тьме, меня задушат.

0

126

Слоненок

Моя любовь к тебе сейчас — слоненок,
Родившийся в Берлине иль Париже
И топающий ватными ступнями
По комнатам хозяина зверинца.

Не предлагай ему французских булок,
Не предлагай ему кочней капустных,
Он может съесть лишь дольку мандарина,
Кусочек сахару или конфету.

Не плачь, о нежная, что в тесной клетке
Он сделается посмеяньем черни,
Чтоб в нос ему пускали дым сигары
Приказчики под хохот мидинеток.

Не думай, милая, что день настанет,
Когда, взбесившись, разорвет он цепи
И побежит по улицам и будет,
Как автобус, давить людей вопящих.

Нет, пусть тебе приснится он под утро
В парче и меди, в страусовых перьях,
Как тот, Великолепный, что когда-то
Нес к трепетному Риму Ганнибала.

Николай Гумилев

0

127

«Я мечтою ловил уходящие тени...»

Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
И чем выше я шел, тем ясней рисовались,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие то звуки вдали раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
И внизу подо мною уже ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.
Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И все выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.

Константин Бальмонт

+2

128

Ох, Лина... Как меня когда-то заворожили эти строки, которые сами - как ступени. В конце одной строчки только пробуешь ступеньку, в начале следующей - ставишь ногу на неё уже уверенно. Фантастическое ощущение физического движения, созданное с помощью слов.

+2

129

От гор ложатся тени
В пурпурный город мой.
Незримые ступени
Проходят час немой.

И звон соборов важных
Струится в вышину,
Как шепот лилий влажных,
Клонящихся ко сну.

И тихо тают дымы
Согревшихся жилищ,
И месяц пилигримом
Выходит, наг и нищ.

Птенцов скликают птицы
И матери - детей.
Вот вспыхнут звезд ресницы
Потоками лучей.

Вот вздрогнет близкой ночи
Уютное крыло,
Чтоб всем, кто одиночит,
От сердца отлегло.

Сергей Городецкий
1918 г. Тифлис

+1

130

Константин Бальмонт

ПАУТИНКИ

Если вечер настанет и длинные, длинные
Паутинки, летая, блистают по воздуху,
Вдруг запросятся слезы из глаз беспричинные,
И стремишься из комнаты к воле и к отдыху.

И, мгновенью отдавшись, как тень, преклоняешься,
Удивляешься Солнцу, за лесом уснувшему,
И с безмолвием странного мира сливаешься,
Уходя к незабвенному, к счастью минувшему.

И проходишь мечтою аллеи старинные,
Где в вечернем сиянии ждал неизвестного
И ребенком следил, как проносятся длинные
Паутинки воздушные, тени Чудесного.

http://s3.uploads.ru/t/imygD.jpg

И еще одни Паутинки. Тоже Бальмонта.

От сосны до сосны паутинки зажглись,
‎Протянулись, блеснули, качаются.
Вот потянутся вверх, вот уж зыблются вниз,
‎И осенним лучом расцвечаются.

Как ни нежен, дитя, детский твой поцелуй,
‎Он порвал бы их тонким касанием.
Луч осенний, свети, и блести, заколдуй
‎Две души паутинным сиянием.

http://s7.uploads.ru/t/SM5t3.jpg

+1

131

В эти августовские дни 1921 - ого года был расстрелян Николай Степанович Гумилёв
Точная дата расстрела участников "Таганцевского дела" остаётся предметом споров. Достоверно известно, что 21 августа Николай Гумилёв ещё был жив, а 25 августа "Петроградская правда" опубликовала список расстрелянных. Отсюда можно сделать вывод, что казнь состоялась либо 23 августа, либо (что более вероятно) 24 августа 1921 года.
23 августа вышло постановление Петроградской ГубЧК о расстреле участников "Таганцевского заговора" , место расстрела и захоронения неизвестны.
из воспоминания чекиста, свидетеля гибели Гумилёва: "... знаете, он шикарно умер. Улыбался, докурил папиросу... даже на ребят из Особого отдела произвёл впечатление, крепкий тип. Мало кто так умирает..."
В застенках ЧК, не назвал ни одной фамилии, и на вопрос конвоира, есть ли в камере поэт Гумилёв, ответил:
- Здесь нет поэта Гумилёва, здесь есть офицер Гумилёв.

Еще не раз вы вспомните меня
И весь мой мир волнующий и странный,
Нелепый мир из песен и огня,
Но меж других единый необманный.

Он мог стать вашим тоже и не стал,
Его вам было мало или много,
Должно быть, плохо я стихи писал
И вас неправедно просил у Бога.

Но каждый раз вы склонитесь без сил
И скажете: "Я вспоминать не смею.
Ведь мир иной меня обворожил
Простой и грубой прелестью своею.

НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ.

+1

132

Осень в горах

Как в бёклиновских картинах,
Краски странны...
Мрачны ели на стремнинах
И платаны.

В фантастичном беспорядке
Перспективы —
То пологие площадки,
То обрывы.

Лес растет стеной, взбираясь
Вверх по кручам,
Беспокойно порываясь
К дальним тучам.

Желтый фон из листьев павших
Ярче сказки,
На деревьях задремавших
Все окраски.

Зелень, золото, багрянец —
Словно пятна...
Их игра, как дикий танец,
Непонятна.

В вакханалии нестройной
И без линий
Только неба цвет спокойный,
Густо-синий,

Однотонный, и прозрачный,
И глубокий,
И ликующий, и брачный,
И далекий.

Облаков плывут к вершине
Караваны...
Как в бёклиновской картине,
Краски странны!

Саша Чёрный.
1907, Оденвальд

0

133

Пылает за окном звезда
Мигает огоньком лампада
И видно суждено и надо
Чтоб стала горечью отрада
Невесть ушедшая куда

Над колыбелью тихий свет
И как не твой напев баюнный
И снег и звезды, лисий след
И месяц золотой и юный,
Ни дней не знающий, ни лет

Как жаль и больно мне спугнуть
С бровей знакомую излуку
И взять как прежде в руки руку
Простишь ли мне земную муку
Земную ласку не забудь

Мигает огоньком звезда,
Над колыбелью тихий свет
По утру стол и табурет
Так значит суждено и нет
Другого счастья мне не надо.

Осип Мандельштам.

0

134

...Там, за зеркальным, блещущим стеклом,
В сиянье ламп, горевших мягким светом,
Обвеяны искусственным теплом,
Взлелеяны оранжерейным летом,-
Цвели цветы... Жемчужной белизной
Сияли ландыши... алели георгины,
Пестрели бархатцы, нарциссы и левкой,
И розы искрились, как яркие рубины...
Роскошные, душистые цветы,-
Они как будто радостно смеялись,
А в вышине латании листы,
Как веера, над ними колыхались!..

Садовник их в окне расставил напоказ.
И за стеклом, глумясь над холодом и мглою,
Они так нежили, так радовали глаз,
Так сладко в душу веяли весною!...

Семен Надсон

+1

135

Tina написал(а):

Пылает за окном звезда
Мигает огоньком лампада
И видно суждено и надо
Чтоб стала горечью отрада
Невесть ушедшая куда
Над колыбелью тихий свет
И как не твой напев баюнный
И снег и звезды, лисий след
И месяц золотой и юный,
Ни дней не знающий, ни лет
Как жаль и больно мне спугнуть
С бровей знакомую излуку
И взять как прежде в руки руку
Простишь ли мне земную муку
Земную ласку не забудь
Мигает огоньком звезда,
Над колыбелью тихий свет
По утру стол и табурет
Так значит суждено и нет
Другого счастья мне не надо.
Осип Мандельштам.

Оказывается, стихи  эти приписывают Осипу Мандельшьаму

На самом деле их автором, по воспоминаниям вдовы Мандельштама Надежды, является русский поэт С. Клычков, друг С. Есенина.

Оригинальный текст Клычкова

Пылает за окном звезда,
Мигает огоньком лампада.
Так, значит, суждено и надо,
Чтоб стала горечью отрада,
Ушедшая невесть куда.

Над колыбелью тихий свет
И, как не твой, припев баюнный.
И снег, и звезды — лисий след,
И месяц золотой и юный,
Ни дней не знающий, ни лет.

И жаль и больно мне вспугнуть
С бровей знакомую излуку
И взять, как прежде, в руки руку.
Прости ты мне земную муку,
Земную ж радость не забудь!

Звезда — в окне, в углу — лампада,
И в колыбели — синий свет,
Поутру — стол и табурет.
Так, значит, суждено, и — нет
Иного счастья и не надо!..

1922

0

136

Tina написал(а):

Оказывается, стихи  эти приписывают Осипу Мандельштаму

На эти стихи песня есть. группы "Черный кофе".

В комментариях к видео кто-то  про поэта рассказывает:

http://s3.uploads.ru/t/89GV0.jpg

0

137

Вот как отступлю от собственного же правила и поверю на слово какому-нибудь форуму(пусть и достаточно авторитетному),
не проверю на авторство незнакомые мне стихи, так и получается ляп.
Но это тоже школа....

0

138

Lavita написал(а):

Ох, Лина... Как меня когда-то заворожили эти строки, которые сами - как ступени. В конце одной строчки только пробуешь ступеньку, в начале следующей - ставишь ногу на неё уже уверенно. Фантастическое ощущение физического движения, созданное с помощью слов.

Лина и Лара, большое спасибо за стихотворение  Бальмонта «Я мечтою ловил уходящие тени...».  Вчера  мельком посмотрела стихи на странице и наткнулась на Ларин комментарий. Заинтересовалась стихотворением и  так оно меня зацепило, но уже было поздно, решила, что посмотрю завтра. А сегодня вот уже который раз к нему возвращаюсь. Какая необычная форма стиха.  Конечно, я сама  ни за что бы не представила строчки как ступеньки, а теперь читаю, а ведь как это верно. И как красиво!

0

139

БЕЗГЛАГОЛЬНОСТЬ

Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.

Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далёко-далёко.
Во всем утомленье - глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.

Константин Бальмонт
1900

0

140

Что-то зацепил меня Бальмонт. Я его мало знаю, и сейчас знакомлюсь с большим интересом.

Илья ЭРЕНБУРГ

«Константин Бальмонт»

(из книги «Портреты современных поэтов»)

Помню ноябрьское туманное утро и длинные серые набережные Сены. Реял мелкий дождик и тоскливо отсвечивал сизые стены похожих друг на друга домов. Прохожие, хмурые, окунув лица в воротники, ежась бежали на работу. Но у витрины какой-то лавчонки они останавливались и долго стояли, будто завороженные каким-то чудесным видением. За мутным слезящимся стеклом, в маленькой клетке сидел попугай. Стеклянными глазами глядел он вдаль и время от времени величественно хлопал крыльями. Казалось нелепым его слишком яркое оперение: изумрудный хвост, лазурный хохолок, малиновые крылья. Стояли на ветру, а потом каждый уносил с собой в контору или в парламент, в магазин или в университет смутное томление о зеленых рощах Явы, о кровавом солнце, падающем в пески пустынь, о сапфирной епитрахили тропической ночи.

Не таким ли попугаем являлся Бальмонт в унылые кануны нашей эпохи. Он мнился нелепым, бесцельным, в своей бесцельности трижды необходимым. Я видел — в давние дни, — как в чопорном квартале Парижа — Пасси прохожие останавливались, завидев Бальмонта, и долго глядели ему вслед. Не знаю, за кого принимали его любопытные рантье, — за русского «ргinсе», за испанского анархиста или просто за обманувшего бдительность сторожей сумасшедшего. Но их лица долго хранили след недоуменной тревоги, долго они не могли вернуться к прерванной мирной беседе о погоде или о политике Марокко. А несколько лет спустя, в первую зиму революции, на улицах Москвы, покрытых корою льда, средь голодных упрямых людей, осторожно, гуськом обходящих особенно скользкие места, я видел те же изумленные взоры и повернутые назад головы. Нужны были три года, пустынные и слепительные, когда крестный путь стал обычной проселочной дорогой (и наоборот), когда некий Олимп сделался повседневной резиденцией любого обывателя, а олимпийца; либо переехали в музей, либо занялись пилкой дров, будучи при этом непостижимо сходны с простыми смертными нужны были эти безумные годы, чтобы затмить пожаром материков давнее окно, где еще горит и томится заморская птица.

Время, время. Не тебе ли служит до последнего посмертного ямба поэт. Не под твоими ли, воспетыми им, колесами он гибнет. Легко осыпаются поздние розы, мгновенен век мотылька, и только поэту суждено жить с плодами, со славою, с полным собранием сочинений, с неистребимыми воспоминаниями.

Воистину трагична судьба Бальмонта. Глядя на него, я, — еще в который раз, — возмущаюсь необъяснимыми причудами Верховного Режиссера. Что это, — «божественный абсурд» или просто непростительная рассеянность? Выкинуть резким пинком на сцену средневековья бедного Франсуа Вильона, который в точности знал все лабиринты двадцатого века, и забыть о чудесном трувере, певце «златовейных», «огнекрылых», «утонченных» и других прелестных дам. Пропустить и салоны Дианы де-Пуатье, и навсегда потерянную возможность быть зарисованным Веласкесом, и даже скромный пунш средь невских харит в каморке Языкова, чтобы бросить поэта испанцев, «опьяненных алой кровью», в век танков, конгрессов интернационала и прочей тяжеловесной декорации, для которой ни Ронсар, ни Гонгора, ни Языков даже наименований не нашли бы.

Любите же в Бальмонте великолепие анахронизма. Когда наслаждаются республики, чтите в нем короля. На его медном лице зеленые глаза. Он не ступает, не ходит даже, его птичьи ноги как будто не хотят касаться земли. Его голос похож то на клекот, то на щебет, и русское ухо тревожат непривычные, носовые «н» в любимых рифмах «влюбленный, опьяненный, полусонный»...

Как образцовый король, Бальмонт величественен, нелеп и трогателен. Он порождает в сердцах преклонение, возмущение и жалость. В дни полуденного «Будем, как солнце» падали ниц, заслышав его пронзительный голос. Но вот вчерашние рабы бунтуют и свергают властелина. Бальмонта ненавидят за то, что поклонялись ему, за то, что учиться у него нечему, а подражать ему нельзя. И дальше, — Бальмонт в «Песнях мстителя» или в «Корниловских» стихах — политик, в «Жар-Птице» — филолог, Бальмонт — мистик, публицист, философ — бедный, бедный король.

Бальмонт объехал весь свет. Кажется, мировая поэзия не знало поэта, который столько времени провел на палубе парохода или у окна вагона. Но, переплыв все моря и пройдя все дороги, он ничего в мире не заметил, кроме своей души. Вот эта книга — Бальмонт в Египте, а эта — Бальмонт в Мексике. Бунтующие, вы хотите корить его за это. Преклонитесь лучше перед душой, которая так велика, что десятки лет ее исследует неутомимый путешественник, открывая все новые пустыни и новые океаны.

Бальмонт знает около тридцати языков. Легко изучил он десятки говоров и наречий. Но заговорите с ним даже по-русски, невидящими глазами он посмотрит на вас, и душа, не рассеянная, нет, просто отсутствующая, ничего не ответит. Бальмонт понимает только один язык — бальмонтовский. В его перепевах Шелли и сказатель былин, девушка с островов Полинезии и Уитман говорят теми же словами.

Часто возмущаются, — сколько у Бальмонта плохих стихов. Показывают на полку с пухлыми томами, — какой, 20-й, 30-й? Есть поэты, тщательно шлифующие каждый алмаз своей короны. Но Бальмонт с королевской расточительностью, кидает полной пригоршней ценные каменья. Пусть среди них много стекляшек, но не горят ли вечным светом «Горящие здания» или «Будем, как солнце». Кто осудит этот великолепный жест, прекрасное мотовство?

Сейчас труднее всего понять и принять Бальмонта. Мы слишком далеки уж от него, чтобы признать его современность, и слишком близки, по-моему, чтобы постичь его «вечность». Вместе со многим другим, мы преодолеем Бальмонта. Мы все хорошо помним, что писарь из Царицына декламирует «Хочу упиться роскошным телом». Но легко забываем, что талант отнюдь не уничтожает безвкусия, и что иные строки Бальмонта, проступая через туман годов, значатся в какой-нибудь хрестоматии XXI века

Бальмонт страстно любил и любит Россию, любит, конечно, бурно. Заморский гость, навеки отравленный широтой ее степей, дыханием болот, молчанием снегов. О, какой это роковой и мучительный роман! Россия в бреду, в тоске, темная и взыскующая не хочет открыть своего сердца нетерпеливому романтику. Тогда, обманутый в ожиданиях влюбленный, он клянет, грозит, уверяет себя и всех, что излечился от старости, — «в это лето я Россию разлюбил», — чтобы потом снова у двери шептать ее незабываемые им имена.

Отсюда великое одиночество Бальмонта, после тысяч и тысяч дружеских рук, сжимавших его неудержимую и неудержанную. Грозная буря выкинула его на этот парижский остров, где он чувствует себя Робинзоном, не видя Пятницы, но лишь злостных пирующих людоедов.

Любить Бальмонта живой, простой, человеческой любовью, так, как мы любим Блока или Ахматову, нельзя. Как осенние цветы, он ярок и пестр, в ярости своей неуютен, страшен и не то слишком зноен, не то смертельно холоден. Но, рассказывая детям о наших великих и суровых годах, мы скажем им и о том, кто, сам того не ведая, поджег много белых зданий и рыжим, злым костром окровавил небо угрюмых Канунов.

Комментарии

Франсуа Вильон — теперешнее русское написание Вийон, французский поэт XV века.

Диана де Пуатье — фаворитка французского короля Генриха II, хозяйка литературного салона, в котором бывали видные поэты (Ронсар и др.).

«Будем как. Солнце», «Горящие здания» — сборники стихотворений Бальмонта.

http://www.synnegoria.com/tsvetaeva/WIN … lmont.html

0

141

Константин Бальмонт

Веласкес, Веласкес, единственный гений,
Сумевший таинственным сделать простое,
Как властно над сонмом твоих сновидений
Безумствует Солнце, всегда молодое!
     С каким униженьем, и с болью, и в страхе,
     Тобою - бессмертные, смотрят шуты,
     Как странно белеют согбенные пряхи,
     В величьи рабочей своей красоты!

И этот Распятый, над всеми Христами
Вознесшийся телом утонченно-бледным,
И длинные копья, что встали рядами
Над бранным героем, смиренно-победным!
     И эти инфанты с Филиппом Четвертым,
     Так чувственно-ярким поэтом-Царем,-
     Во всем этом блеске, для нас распростертом,
     Мы пыль золотую, как пчелы, берем!

Мы черпаем силу для наших созданий
В живом роднике, не иссякшем доныне,
И в силе рожденных тобой очертаний
Приветствуем пышный оазис в пустыне.
     Мы так и не знаем, какою же властью
     Ты был - и оазис и вместе мираж,-
     Судьбой ли, мечтой ли, умом или страстью,
     Ты вечно - прошедший, грядущий и наш!

0

142

http://s6.uploads.ru/t/1PdF6.jpg
Валентин Александрович Серов: Портрет поэта К. Д. Бальмонта. 1905

Умей творить из самых малых крох.
Иначе для чего же ты кудесник?
Среди людей ты божества наместник,
Так помни, чтоб в словах твоих был бог.
В лугах расцвел кустом чертополох,
Он жесток, но в лиловом он — прелестник.
Один толкачик — знойных суток вестник.
Судьба в один вместиться может вздох.
Маэстро итальянских колдований
Приказывал своим ученикам
Провидеть полный пышной славы храм
В обломках камней и в обрывках тканей.
Умей хотеть — и силою желаний
Господень дух промчится по струнам.

КОНСТАНТИН БАЛЬМОНТ: ТВОРЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ
http://www.liveinternet.ru/users/sergey … 278655606/

+1

143

Гамлет

Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю Твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти.

Борис Пастернак

0

144

Приближается звездная вечность,
Рассыпается пылью гранит,…
Бесконечность, одна бесконечность
В леденеющем мире звенит...

Это музыка миру прощает
То, что жизнь никогда не простит.
Это музыка путь освещает,
Где погибшее счастье летит.

Георгий Иванов

0

145

Странник прошел, опираясь на посох, -
Мне почему-то припомнилась ты.
Едет пролетка на красных колесах -
Мне почему-то припомнилась ты.

Вечером лампу зажгут в коридоре -
Мне непременно припомнишься ты.
Что б ни случилось, на суше, на море
Или на небе, - мне вспомнишься ты.

Владислав Ходасевич
Петроград 1922

0

146

В разноголосице девического хора
Все церкви нежные поют на голос свой,
И в дугах каменных Успенского собора
Мне брови чудятся, высокие, дугой.

И с укрепленного архангелами вала
Я город озирал на чудной высоте.
В стенах Акрополя печаль меня снедала
По русском имени и русской красоте.

Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
Где реют голуби в горячей синеве,
Что православные крюки поет черница:
Успенье нежное - Флоренция в Москве.

И пятиглавые московские соборы
С их итальянскою и русскою душой
Напоминают мне видение Авроры,
Но с русским именем и в шубке меховой.

Осип Мандельштам

0

147

Сперва словами мы друг друга испытали,
Потом подметили тончайшие детали

Движений вкрадчивых, лица, одежд и книг,
Но образ явственный из линий не возник.

Потом молчанием, как лучшим реактивом,
И взглядом длительным, глубоким и пытливым,

Себя проверили — и показалось нам,
Что разделявшее легло по сторонам,

Что одиночество уступит нежной силе.
Мы руки сблизили — и вновь разъединили.

Прошло пожатье их в нас огненной волной,
И то был не огонь, а холод ледяной.

Татьяна Ефименко

0

148

Татьяна Ефименко

Биография
Татьяна Петровна Ефименко (1890-1918). Дочь писательницы-этнографа Александры Ефименко. Получила домашнее образование, слушала лекции в Париже и в Петербургском университете, с начала 1910-х гг. писала стихи, отмеченные влиянием символизма, печатая их в «Вестнике Европы», «Русском богатстве», рассказы для детей.

В 1915 году выпустила книгу лирики «Жадное сердце», привлекшую читателей редкими для литературы начала века темами — воспеванием домашнего тепла, крестьянского уклада жизни, простой и кроткой любви. Пафос поэзии Т. Ефименко критик определил как стремление «спутать прошлое с настоящим в поисках вечного», патриархальные пасторали Татьяны Ефименко воспринимались как стилизации под античность.

В 1917 вместе с матерью переехала на Украину, в имение родственников под Харьковом, и там они обе были зарезаны бандитами.

Сохранившиеся в архивах произведения Т. Ефименко позволяют сделать вывод, что «легкие» стихотворения намеренно выбирались автором для печати, а круг тем и поэтический репертуар ее творчества намного шире.

Вечер пришел в голубых и лиловых покровах.
Месяц медовый замедлил у самой земли.
Поле, как бездна, и горы вдали, как кремли.
Мне неспокойно от мыслей ночных, нездоровых.

Все, что казалось значительным, милым, своим,
Не охранит меня в час одинокой печали,
Не возвратит тех страстей, что горели вначале, —
Жизнью одной не прожить и душою двоим.

Вечером синим, грустя, подвожу я итоги.
Было так много стремлений, а скорбный итог-
Поле, как бездна, и месяц, как мертвый цветок,
Скучны все дали, и все утомили дороги.

+1

149

Спасибо за новое для меня имя...

Дом убрала я, гирлянды привесила к ларам.
В чистом источнике вымыла ноги нагие.
В новом жилище меня охраняйте, как в старом,
Боги огня и рождения, боги благие.

Радостным взглядом на мужа смотрю я с порога:
Ветки срезая, он прячет улыбку порою.
Только лишь осень подует из гулкого рога,
В домике нашем нас будет не двое, а трое.

Над колыбелью, сплетенной из веток, мы оба
Ставим цветы и чужих отстраняем сурово,
Чтобы ребенок здоров и красив был и чтобы
Боги за первым послать не забыли второго.

Нынче с утра хлопочу я: милых гостей ожидаем.
Руки, как белые птицы, быстро мелькают весь день.
Вишни уже отцветают, горы обласканы маем,
Выйди с ребенком на солнце, вымой его и одень.

Сени травой ароматной надо посыпать не скупо,
Надо и веток душистых в светлые спальни внести,
Сбегай — ты быстрый, — за садом глянь-ка в долину с уступа,
Слышно ли путников милых, вьется ли пыль по пути?

Встань на пороге с водою в широкогорлом кувшине,
Да полотенце льняное с яркой каймой не сомни.
Здравствуйте, милые гости, благословенье богини
На приносящих нам радость в светлые майские дни.

Вёсны бывали душисты, лета беспокойны и жарки.
Память об этом, как эхо в далеком своем повторенье.
Осени мудрой я вижу везде золотые подарки:
В доме моем изобилье, в сердце моем примиренье.

Старости ласковой голос, ее указанья я слышу.
Меньший ли смысл в моей жизни нынче, чем дальней весною?
Сад полон фруктов, а лозы покрыли и стены и крышу,
Выросли дети и внуки - жизни, зажженные мною.

Ропотом дней не встревожу; пускай появляются разом
Смерть и зима; разукрасьте кедром костер мой и елкой.
Если весь круг нашей жизни исполнен по Божьим указам,
Смерть будет тихой и сладкой, память же светлой и долгой

Татьяна Ефименко

0

150

Валя, это Ларочке спасибо. Для меня тоже совершенно неизвестное имя.

...Вечер пришел в голубых и лиловых покровах...  Очень красиво!

0



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно