На встрече в питерском музее современного искусства Татьяна Толстая порассуждала о том как меняется русский язык и всегда ли изменения эти плохи.
Заимствованные слова
В Facebook часто можно встретить сообщения, что кто-то не переносит какие-то новые слова. Люди постарше жалуются на молодежь, отмечают, что в их время такого безобразия не было. И отчасти это так. Но было другое. Готова поспорить, вы не замечаете слов, которые когда-то бесили уважаемых людей (например, Пушкина и Гоголя) и не можете представить, какой лексики в начале XIX века не было.
Корней Чуковский, гениальный литератор, критик и переводчик, написал о русском языке книгу «Живой как жизнь», которая куда увлекательнее детективов. Я приведу несколько примеров из нее.
Начинает он с того, что люди старшего поколения топали ногами, так как некоторые позволяют себе говорить «надо», когда существует нормальное слово: «надобно». Совсем распустилась молодежь!
Он рассказывает и другие удивительные вещи. Многие слова, которые сейчас мы считаем нормальными и приемлемыми, раньше вызывали гнев и расстройство. Например, «бездарность» и «талантливый» князь Вяземский называл «площадными выражениями». Как без них можно было существовать — не знаю.
До середины XIX века не входил в академические словари «факт». Не было лексемы «ерунда». Некрасов вообще писал, что это латинский термин, обозначающий по-нашему «дрянь». «Солидарность» тоже отсутствовало в лексиконе порядочных людей. Гоголь удивлялся слову «научный», ибо привык говорить «ученый». Не было эпитета «вульгарный» и Пушкин его оставлял непереведенным. В словарях 1847 года отсутствовало словосочетание «литературное творчество», так как понятие не было сформировано.
«Даровитый», «отчетливый», «человечный» — ничего этого не было. Писатель и журналист Иван Панаев зато запустил в оборот два замечательных слова: «хлыщ» и «приживалка». Первое сейчас почти не используют, но «приживалка», кажется, была всегда.
Новые слова сначала поражают, потом к ним привыкаешь, а далее они уже входят в норму, становясь частью языка. Не могу сказать, что отличаюсь от других: мне что-то нравится, что-то — нет. Но никто же не будет уже жаловаться на «суп» или «оперу», они вошли в язык. С моей точки зрения, это происходит, когда слово начинает жить по законам русской грамматики. Если это существительное, то пусть склоняется. Или вот «пальто» — оно не склоняется, но мы можем сказать «пальтишко». Это значит, что оно русское давно. Воздаю хвалу уменьшительно-ласкательным суффиксам.
С «кофе» тоже интересная вещь. Оно хочет взять свой средний род, а ему не дают. У меня к нему двойственное отношение. В устной речи его использую в среднем роде, но на письме меня что-то все-таки останавливает. Не хочу совсем безграмотной показаться.
Основа русского мата
Интереснейшие вещи происходят с обсценной лексикой. Меня сегодня просили не материться здесь, но, думаю, вы и так осведомлены, как все работает. С помощью трех корней можно рассказать абсолютно обо всем. Можно описать любую ситуацию: трагическую, смешную, желательную, досадную. Например, существует слово «******» — конец всех надежд. Люди не могут его употреблять, в Facebook такое не любят, в газетах тоже не приветствуется. На радиостанциях висит список слов, которые не стоит произносить. Смешно. На какие бы нежные темы ты ни говорил, перед глазами у тебя этот перечень. Подразумевается, видимо, что ты обязательно должен их произнести!
Из-за этих ограничений слово заменяют на разные эвфемизмы: «звездец», «трындец», «капец», «писец» и еще какие-то. Получается, вся экспрессия сосредоточена в суффиксе «ец». Он дает понимание того, что всем хана, все кончено. А к чему ты его присоединил, уже не так важно. Это очень редкий суффикс, который почти не употребляется сейчас.Слово с ним можно придумать в качестве исключения. Я автор одного из них. Оно бы проскочило и улетело навсегда, если бы не Борис Гребенщиков, при котором я его однажды произнесла. Он сказал: «О, какое слово — забираю!». Это было «скорбец». Он его сразу начал использовать. Вспоминала и другие мирные слова с этим суффиксом, но кроме «ездец» ничего не нашла.
(хм, странно, как же она не вспомнила такие мирные слова как "молодец", "холодец"? В них вроде никакой фатальной экспрессии не чувствуется. Я уж не говорю про такие совсем нейтральные слова, как бельгиец, итальянец, да немец же! Не, тут все-таки не в суффиксе дело. А в интонации, с которой произносятся те слова, о которых Толстая говорит Так мне кажется. )
Сленг и сокращения
Васька: Если это Васильевский остров, то можно понять. В Москве тоже такое есть. Пушка — Пушкинская площадь. Все сокращается, это молодежный язык. Что-то оседает и становится устойчивым. Вряд ли человек семидесяти лет будет говорить «Васька». Например, в среде музыкантов есть такое выражение: «двушка на чайнике». Это означает — второе место на конкурсе Чайковского. Страшно мило. Вот еще одно, из узкоспециализированной среды. Мы искали квартиру, и риэлтор сказал про одну: «Да, это место хорошее, но вашей маме вряд ли понравится, там убитые мопики». Как?! Я представила себе таких собак по типу мопсов. Оказалось, что МОП — место общественного пользования. Ванна и уборная. А убитые — не подлежащие ремонту.
И таких сокращений много. Главное, что смысл не нарушается. Есть же выражения, в которых, к сожалению, он почти всеми утрачен. Люди перестали видеть разницу между словами «занять» и «одолжить», например. И это раздражает и лишает фразу смысла. Это так же страшно, как если бы «надеть» и «снять» означало одно и то же. «Занять» и «одолжить» — противоположные вещи, но часто приходится слышать: «займи мне тысячу». Займи себе сам.
Питер: Многие считают, что город нужно называть только полным именем — Санкт-Петербург. Я ними не согласна. Это очень старое сокращение. Для меня слово «Питер» родное и приемлемое, а Санкт-Петербург слишком торжественно звучит. В некоторых случаях так сказать не получится. «Вот в Санкт-Петербурге ларек один есть!». Это то же самое, что собственную дочь или сына называть полным именем, отчеством и фамилией. А если он или она еще и научное звание имеет, то и это добавлять. Кандидат физико-математических наук Елена Николаевна.
Гуглить: Один мой приятель только что написал, что ехал в такси, и водитель сказал такую фразу: «Некоторые женщины не дружат с интернетом и не вкуривают гуглеж». Это тот случай, когда слово полностью русифицировалось. Кто бы мог подумать, что Google больше обрусеет, чем наш «Яндекс». В этом смысле наши неправильное название выбрали. Я могу понять эту игру индекс-яндекс, но все же. В начале 1990-х всем нравилось иностранное. Например, молоко компании «Вимм-Билль-Данн». Кто это? Что это? На каком это вообще языке? Там что-то такое ушастое было нарисовано. Потом эта мода быстро прошла, и все стало славянское. Появилась сметана «Благода».
Улыбнуло, доставило, зашло: Еще не научилась пользоваться этими словами. Я не решусь пока. Доставило — это усечение — доставило удовольствие. Улыбнуло — меня от этого немножко передергивает, хотя ничего плохого в этом и нет. Похоже на «скрючило».
Загадочная вещь «Эщкере»: Модное слово сейчас. Это надо восклицать. Я пас, вряд ли уже буду говорить «Эщкере!» когда-нибудь. Оно не имеет четкого смысла. Как и много других вещей. Был один писатель, я с ним ездила в одной бригаде выступать от издания «Новый Мир». Он был за все деревенское и против всего городского. Ему нужно было сесть в автобус и доехать до места выступления. Для этого надо было перейти улицу. Ждем зеленого света. Ему не нравится, против природы это все как-то — ждать минуту-полторы, пока машины проедут. И вот он: «Едут и едут, а куда — сами не знают». Я в ответ: «Владимир, одну минуточку! Уверена, что они знают, куда. По прямой, потом поворачивают. Кто-то едет с работы домой, кто-то наоборот. Если ему нужна еда — он едет в магазин. Если какие-нибудь шнурки для ботинок, то вряд ли он будет стучаться в театр. Зачем ты вообще сейчас это сказал?» Оказывается, он хотел вообще сказать, обобщить. У него душа, природа, а тут едут, понимаете ли. Но при этом потом сел в железный транспорт и доехал до своей публики, где обличал что-то цивилизационное. Типичная бессмысленная болтовня. Чем-то похоже все это.
Кек: Это тоже что-то новое из молодежного жаргона. Я знаю «лол». Говорят, что они как-то связаны. Если я когда-нибудь скажу «кек» — убейте меня.
Зашквар: Это из тюремного языка, зашкваренный — опущенный, тот, с кем нельзя сесть рядом, кому нельзя руку пожать. В нашем быту это, конечно же, приобретает метафорическое значение. «С этим телеведущим за одним столом оказаться — полный зашквар».
Ламповый: Отдельным образом стоящее слово. Есть бытовые клише, которые идут из «девичьего интернета». Там много пошлого и затертого. Одно из такого — укутаться в теплый плед. Теплый плед — это уже невыносимо, над этим издеваются. Ламповый, как я понимаю, идет от приемников с ламповыми передатчиками. Отсюда появилось устойчивое выражение, которое стали применять всюду. «Ламповый ресторан», например. Теплая ламповость для современных людей, не расстающихся с айфоном, кажется чем-то особенно старинным. Потом забудут, откуда это пошло. Лет через сто кто-нибудь удивится еще, почему «ламповый» употребляли в таком значении.
Говнизия: Ну, это даже прекрасно. Как название красивого растения. Говнизия махровая. Веет латынью, торжественностью кабинетов.
Тащер: Тот, кого тащит и прет. Что такое «тащить», я узнала только в начале 1990-х. Я жила в Америке, но каждый год приезжала на лето. Однажды вернулась и обнаружила, что меня окружает огромное количество новых слов, выросло другое поколение. Стали активно использоваться «фишка», «мулька» и «фенька». Раньше я знала только фишки от лото и фенечку как плетеный браслет. Тогда же проявились эти «колбасит», «тащит» и «прет».
Крипота: Очевидно, от английского «creepy» — пугающий, ужасающий. Непонятно только, почему оно идет с таким суффиксом. Как «хрипота».
Спасибки и печеньки: Есть люди, которые такое не переносят. Я же отношусь абсолютно спокойно. Печение — как на ценнике, официально.
Хайп, хайпожор: Хайп — что-то модное. А хайпожор — тот, кто слишком сильно увлекается хайпом. Не научилась тоже пользоваться еще.
Тян, кун, кавайно: японская лексика. Там вообще темный лес, я еще как-то могу с европейской справиться, но не с азиатской. Однако, слова вошли в язык. Тян — девушка, кун — парень. Кавайно — что-то наподобие «мило». «Мы сасно покаваились» — потрясающе. Против этих всех слов ничего не возразишь кроме того, что они, как борщевик, поглотили очень много культурных растений. А чтобы теперь их восстановить, нужно читать. У нас, кроме русской классики, ничего больше нет за 200 лет. Когда читаешь прозаиков XIX века, ты расширяешь свой словарный запас невероятно. Совершенно необязательно нагонять скуку в язык. Надо подтягивать и новые слова, но в меру — речь будет ярче.
Дисс: Я сейчас читала американский детектив. Там про молодежные черные группировки. Они живут в бесплатных домах и терроризируют население: наркотики, оружие. Так вот, у них все на этом понятии завязано. To disrespect someone — проявить неуважение. Руку не пожать, надавить, показать превосходство. У нас же это к рэпу применяется.
Постоянные изменения в языке
Большинство новых слов, конечно, уйдет. На смену придут другие. Только время рассудит, что приживется, а что будет забыто. Я искренне надеюсь, что кто-то сидит и целыми днями составляет подобные словари, чтобы потом эта лексика не пропала бесследно.
Есть тенденция у молодых людей, начиная лет с 15, говорить на отличном от предыдущего поколения языке. Они отсоединяются таким образом. Начинают по-другому одеваться, носить «не старческие» прически. Язык — такое же маркирование своей новизны, как и все остальное. Это временные явления, вряд ли в офисе можно встретить старого мужчину с ирокезом.
Феминитивы
Феминитивы — это отвратительно. Нет слова «авторка» в русском языке и, надеюсь, не будет. Противоестественно. Оно звучит как слово из какого-то другого параллельно славянского языка. Чешский приходит на ум. Там женщина, возьмем Марлен Дитрих, будет Марлена Дитрихова. То что она сама Дитрих — не важно. Дитрих — это, в первую очередь, муж. Они все обязательно феминизируют. Зачем же нам наш великий и могучий менять по такому принципу? И это будет создавать двойственность смыслов. Докторша раньше — жена доктора. Хотите, говорите женщина-врач. Думать, что феминитивы как-то облегчат женскую судьбы, ее тяжкую долю, не стоит. Ее тяжесть вообще преувеличена.
Надо запомнить. Это, когда вроде и есть и вроде нет. 