Как зарок от суесловья, как залог
и попытка мою душу уберечь,
в эту книгу входит море — его слог,
его говор, его горечь, его речь.

Не спросившись, разрешенья не спросив,
вместе с солнцем, вместе в ветром на паях,
море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях.

Как пометки — эти дюны, эта даль,
сонных сосен уходящий полукруг...
Море входит в эту книгу, как деталь,
всю картину изменяющая вдруг.

Всю картину своим гулом окатив,
незаметно проступая между строк,
море входит в эту книгу, как мотив
бесконечности и судеб и дорог.

Бесконечны эти дюны, этот бор,
эти волны, эта темная вода...
Где мы виделись когда-то? Невермор*.
Где мы встретимся с тобою? Никогда.

Это значит, что бессрочен этот срок.
Это время не беречься, а беречь.
Это северное море между строк,
его говор, его горечь, его речь.

Это север, это северные льды,
сосен северных негромкий разговор.
Голос камня, голос ветра и воды,
голос птицы из породы Невермор*.

Юрий Левитанский
1976

*Невермор-Nevermore(англ) - никогда больше, никогда впредь

                Спасибо!!!!

Орлин Орлинов

Благодарю тебя за дождь,
за голос водопада странный
и за бессонных листьев дрожь
под белым пологом тумана,
за два каштана, что случайно
нам повстречались на пути,
за всё, что было явно, тайно,
чему названья не найти,
за то, что молния хрустальная
по небу чёрному металась,
за всё, что здесь с тобой оставили,
за всё, что в нас с тобой осталось.

Перевод с болгарского Лорины Дымовой

Мне не подняться до высот,
Где Бах царит, где Фет поёт,
Хоть в рифмах новая страница.
Как не стремлюсь к той вышине,
Не одолеть её... Но мне
Она не даст и опуститься.

Лев Болеславский

За датою — дата
Простой человеческий путь...
Всё больше "когда — то ",
Всё меньше "когда — нибудь".
Найти бы опору для этой предзимней поры...
Как долго мы — в гору.
За что же так быстро — с горы ?!

Погода внезапна,
Но к людям, как прежде, добра.
Всё крохотней
"Завтра ",
И всё необъятней
"Вчера".

Остаток терпенья
Колотится в левом боку...
Всё реже : "успею".
И всё невозможней : "смогу".

Роберт Рождественский

В Помпее

Растут на стадионе маки,
огромные, как пасть собаки,
оскаленная со зла.
Вот как Помпея проросла!
По макам ветер пробегает,
а страх мне спину прогибает,
и, первого святого съев,
    я думаю:         зачем я         Лев?
Я озираюсь воровато,
но мне с арены нет возврата,
и вызывает мой испуг
злорадство в римском господине
с дурманом чёрным в середине,
с кровавым венчиком вокруг.
                -   Лев Лосев -

Юрий Левитанский

Есть в музыке такая неземная,
как бы не здесь рожденная печаль,
которую ни скрипка, ни рояль
до основанья вычерпать не могут.
          И арфы сладкозвучная струна
          или органа трепетные трубы
          для той печали слишком, что ли, грубы
          для той безмерной скорби неземной.
Но вот они сошлись, соединясь
в могучее сообщество оркестра,
и палочка всесильного маэстро,
как перст судьбы, указывает ввысь.
          Туда, туда, где звездные миры,
          и нету им числа и нет предела.
          О, этот дирижер - он знает дело.
          Он их в такие выси вознесет!
Туда, туда, все выше, все быстрей,
где звездная неистовствует фуга...
Метет метель. Неистовствует вьюга.
Они уже дрожат. Как их трясет!
          Как в шторм девятибальная волна,
          в беспамятстве их кружит и мотает,
          и капельки всего лишь не хватает,
          чтоб сердце, наконец, разорвалось.
Но что-то остается там на дне,
и плещется в таинственном сосуде,
остаток, тот осадок самой сути,
ее безмерной скорби неземной.
          И вот тогда, с подоблачных высот,
          той капельки владетель и хранитель,
          нисходит инопланетянин Моцарт
          и нам бокал с улыбкой подает:
и можно до последнего глотка
испить ее, всю горечь той печали,
чтоб чуя уже холод за плечами,
вдруг удивиться - как она сладка!

1983

Ян Анджей МОРШТЫН

Не столько зверя в Неполомской пуще,
        Не столько злости в янычарской гуще,
Не столько ульев в украинских сёлах,
        Не столько дворских дам сидит в гондолах,
Не столько в крымских ордах стрел калёных,
        Не столько скрепов в грецких галеонах,
Не столько нитей на брабантских кроснах,
        Не столько скрипу в жерновах соосных,
Не столько сельди во полнощном море,
        Не столько красок зажигают зори,
Не столько чёток щупают в Лорето,
        Не столько в Вене кова и навета,
Не столько в Гданьске хлеба в складах порта,
        Не столько книжек на торгах Франкфорта,
Не столь весною птиц, колосьев летом,
        Обилья в осень и числа приметам,
Звёзд в ясном небе, на брегу песчинок,
        В метели снегу и в дожде дождинок,
Не столько в плавнях всяческой тростины,
        Сколь у меня любви для Катарины.

Перевод с польского А.Эппеля

МОРШТЫН ЯН АНДЖЕЙ - польский поэт, государственный и политический деятель.
1621 г. Польша - 1693 г. Париж

Борис Пастернак.

Душа моя, печальница
О всех в кругу моем,
Ты стала усыпальницей
Замученных живьем.

Тела их бальзамируя,
Им посвящая стих,
Рыдающею лирою
Оплакивая их,

Ты в наше время шкурное
За совесть и за страх
Стоишь могильной урною,
Покоящей их прах.

Их муки совокупные
Тебя склонили ниц.
Ты пахнешь пылью трупною
Мертвецких и гробниц.

Душа моя, скудельница,
Всё, виденное здесь,
Перемолов, как мельница,
Ты превратила в смесь.

И дальше перемалывай
Всё бывшее со мной,
Как сорок лет без малого,
В погостный перегной.

1956

Любить…
Так полюбить, чтоб целый мир кругом
Стал музыкой – задумчивой и тайной,
Чтоб каждая заря была необычайной.
Не ум, душа умеет слушать

Шум ближних рощ, напевы дальних звезд,
Орлиных крыльев свист, полет летучей мыши,
Ночную тишину, цветов бесшумный рост, -
Все то, что ухо не услышит.

Прекраснее любви, создавшей нас самих,
В век не придумаем мы сами!

Эдмон Ростан,«Сирано де Бержерак»

Федерико Гарсиа Лорка (Federico Garcia Lorca)

Если б мог по луне гадать я

Я твое повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда собираются звезды
к лунному водопою
и смутные листья дремлют,
свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле.

Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый.

Полюблю ли тебя я снова,
как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я,
как ромашку, ее обрывая!

Перевод с испанского Я. Серпина