***
Её лицо (почти моё) — горело и негодовало.
Я молча слушала её и про себя к себе взывала:
"Сочувствуй юности. Она — болезненное время жизни,
Не засти даль ей, как стена, и якорем на ней не висни.

Кто снёс её, кто перерос, кого она уже не гложет —
Ни бешенства её, ни слёз назавтра объяснить не может.
И как, самой себе странна, она живёт почти без кожи,
И то, что праздник в ней — она, и отпеванье — от неё же.

И что внезапно, в должный час, уходит вся, как жар сквозь щели...
Но хуже, если, затаясь, затихнет в вас, как дух в пещере,
Чтоб там, в углу, когтить, стращать, судить нас с превышеньем власти,
И все несчастья совмещать, и торопить от счастья к счастью,

И понукать в любом бою: "Вперёд! И горе Годунову!"
Я не вступаю в бой, стою... Как мы похожи, до смешного!
Сочувствуй юности! Трудней нет времени, — себе твержу я.
И тайной юностью своей приветствую твою — живую.

... Но будь и ты в свой срок смирна и памятлива, ярость стисни,
Сочувствуй юности: она — болезненное время жизни.

Ирина Снегова